Ататюрк. Особое предназначение

Но это будет позже, а пока Союзники справили в Париже греческий мандат на Измир и заставили высадившихся в Западной Анатолии итальянцев уйти южнее.

Правительство Италии попыталось протестовать, но на его возмущение никто не обратил ни малейшего внимания.

Ведь греческая армия, по образному выражению одного из турецких офицеров, была только перчаткой, за которой скрывался английский кулак!

В Стамбуле сообщение об оккупации Измира греками вызвало всеобщее уныние.

Был объявлен национальный траур на восемь дней.

На улицах женщины носили на платьях кусочек черной ткани со словами: «Измир — в нашем сердце».

Многие торговцы закрыли свои лавки, а войска были переведены на казарменное положение.

В знак протеста правительство подало в отставку.

Вскоре начались волнения среди населения.

Множатся митинги протеста; делегация студентов, принятая Дефрансом, заявила, что в стране начнется всеобщее восстание населения, которое предпочитает скорее умереть, чем «дать себя задушить, подобно овцам, маленькой нацией, чье отношение к нам давно известно».

Все политические партии от консерваторов до социалистов протестуют против союзников.

Наследный принц Абдул-Меджид обратился к президенту Французской Республики, умоляя не трогать территориальную целостность страны.

Об оккупации Измира Кемаль узнал в резиденции великого везиря, и, как позже рассказывал он сам, в ответ на отчаянное восклицание последнего:

— Что же нам делать? Ситуация самая критическая! — спокойно ответил:

— Быть твердыми и решительными! Сделайте все, что можете, здесь, а потом присоединяйтесь ко мне!

Последний визит Кемаль нанес полковнику Кара Васыфу, лидеру «Каракола», который станет представителем «анатолийцев» в Стамбуле.

Когда на следующий день Кемаль садился в машину, которая должна была отвезти его в порт, к нему подошел

Рауф.

«Он, — вспоминал позже сам Кемаль, — узнал из достоверного источника, что пароход, на котором я собирался ехать, подвергнется преследованию и что меня, может быть, потопят в Черном море, если еще раньше не арестуют в Стамбуле.

Я предпочел быть утопленным, нежели оставаться в Стамбуле, и уехал».

Еще через час Кемаль со своими спутниками поднялся на борт уходившего в Самсун старенького пароходика «Бандырма».

Но прежде, чем пароход поднял якорь, генерала и его спутников обыскали.

— Болваны! — презрительно поморщился Кемаль, с нескрываемой брезгливостью наблюдая за рыскавшими по судну ищейками. — До них так и не дошло, что мы везем не контрабанду и оружие, а веру и решимость! Но они никогда не поймут этого, поскольку в трюмах невозможно спрятать ни стремление к независимости, ни желание сражаться!

Стоявший рядом Рефет невесело улыбнулся и, заметив вопросительный взгляд Кемаля, спросил:

— А если все-таки взорвут? Может быть, отложим поездку?

На какое-то мгновение Кемаль задумался, а потом покачал головой.

Да и какой смысл?

Если его хотят убить, то рано или поздно убьют, независимо от того, отправится он в Анатолию на «Бандырме» или пойдет туда пешком.

В своей знаменитой речи 1927 года, известной под названием «Нутук», Кемаль, вспоминая события с мая 1919 года до создания республики, так описал свое состояние во время отъезда из Стамбула:

«Было важно, чтобы вся нация поднялась против тех, кто был готов угрожать независимости Турции.

Бесспорно, нельзя было немедленно выступать с нашими требованиями в той обстановке. Напротив, было необходимо действовать поэтапно…

С самого начала я предвидел окончательный результат.

Но мы не должны были сразу раскрывать наши настроения и намерения.

Если бы мы это сделали, нас сочли бы мечтателями…»

Самые преданные сторонники Кемаля находят в этих словах убедительное доказательство его поразительного предвидения, его способности предвосхищать события: он сразу всё понял, всё предвидел, всё рассчитал.

Другие отмечают удачный подбор слов: каждое слово тщательно подобрано, каждая фраза составлена осторожно, чтобы создать должное впечатление — предвосхищение проекта и его детальную подготовку — без какого-либо риска обмана: «С самого начала я предвидел окончательный результат…»

Но что тогда называл Кемаль окончательным результатом?

Когда тяжело перевалившийся с бока на бок на свежей черноморской волне пароход дал прощальный гудок и взял курс в открытое море, Кемаль еще долго стоял на корме и задумчиво смотрел на таявшую в туманной дымке столицу.

Ему было грустно.

Он надеялся обрести в столице власть и влияние, и в какой уже раз Стамбул не принял его, и при желании он и сейчас мог смотреть на свою куда более важную в общем-то только для него командировку как на очередную ссылку.

На борту «Бандырмы» находились Кемаль, его штаб и полковник Рефет, назначенный командующим 3-м корпусом.

Спутников ожидает различная судьба.

Полковники Рефет и Ариф отделятся от Кемаля,

Ариф будет повешен в 1926 году за участие в заговоре в Измире, майор Хюсрев останется с Кемалем и станет депутатом и послом, военный врач Рефик станет премьер-министром, когда президентом будет Исмет Инёню.

Другие сделают успешную карьеру в армии.