Архив

– Без «мистер». Просто Никс.

– Ладно… Никс, надеюсь, вы сможете мне помочь. Я пытаюсь выяснить что-нибудь о тех… – Я пытаюсь придумать, как назвать это помягче, но не могу. – О тех смертях, которые произошли здесь очень давно.

– А для чего вы хотите об этом узнать? – спрашивает он. Не так напряженно, как Анджели, и не пытаясь изобразить равнодушие.

– Главным образом из любопытства, – объясняю я. – А еще и потому, что никто не хочет мне об этом рассказывать.

– Потому что почти никто об этом не знает. Странное это было дело.

– Почему?

– Во-первых, такое количество внезапных смертей подряд. Нам сказали, что все вышло случайно, но это выглядело очень подозрительно. В газетах о том не писали. Конечно, здесь ходили всякие слухи. Некоторое время казалось, что Коронадо уже не оправится. Никто не хотел сюда переезжать. – Я вспомнила длинную вереницу пустующих квартир в гостевой книге. – Все считали, что это место проклято.

– Но вы ведь не поддались.

– Почему вы так считаете?

– Вы же до сих пор здесь.

– Я могу быть упрям до безрассудства. Это совершенно не значит, что я знаю всю подноготную произошедшего. Может, цепочка случайностей, а может, и нет. Очень странно, насколько люди хотели скорее забыть о произошедшем.

Или этого хотели в Архиве.

– Началось все с той бедной девушки, – говорит Никс. – С Регины. Хорошенькая была девочка. Веселая и добрая. А потом пришел какой-то негодяй и убил ее. Как печально, что люди погибают такими молодыми!

Какой-то негодяй? Получается, он не знает, что это был Роберт?

– Убийцу поймали? – спрашиваю я.

Никс сокрушенно качает головой:

– Не удалось. Все считали, что это был ее бойфренд, но его так и не нашли.

Во мне бурлит ненависть, когда я вспоминаю Роберта, вытирающего окровавленные руки о рубаху, надевающего пальто Регины и бегущего прочь.

– У нее был брат, да? Что с ним потом случилось?

– Странный был парень. – Никс тянется к столу и водит по нему рукой, пытаясь нащупать коробку сигарет. Я достаю спички и даю ему прикурить. – Родители уехали вскоре после гибели Регины, а он остался. Не мог этого пережить. Наверное, винил себя.

– Бедный Оуэн, – шепчу я.

Никс хмурится и суживает свои слепые глаза.

– Откуда ты знаешь его имя?

– Вы сами мне сказали, – спокойно говорю я, забрав у него спички.

Никс растерянно моргает, потом выразительно постукивает себя по лбу:

– Прошу прощения. Я знал, что этого не миновать. Слава богу, мозги слабеют медленно.

Я кладу сгоревшую спичку на стол перед собой.

– Ее брат, Оуэн. Что с ним было?

– Не все сразу. – Никс глубоко затягивается. – После трагедии с Региной дела в Коронадо стали понемногу выправляться. Мы ждали, затаив дыхание. Прошел апрель. Затем май, июнь и июль. И только мы понемногу начали приходить в себя… – Он резко хлопает в ладоши, засыпав колени сигаретным пеплом. – Маркус погиб. Нам сказали, он повесился, но костяшки на его кулаках были сбиты, а на запястьях остались синяки. Я знаю это точно, потому что помогал снимать тело. Меньше, чем неделю спустя, Элейн спускалась по южной лестнице. Упала и сломала себе шею. А потом еще этот молодой человек, как его, Лайонел.

– Что с ним стряслось?

– Его закололи ножом. Зверски. Тело нашли в лифте. Это уж никак нельзя было назвать случайностью. Тем не менее ни улик, ни оружия, ни подозреваемых. Никто не знал, что делать. А потом Оуэн…

– Что произошло? – Я вцепилась в подлокотники.

Никс пожал плечами:

– Никто не знает. Поскольку я последний, кто остался здесь с тех времен, можно сказать, никто тогда не знал. Ему приходилось очень тяжело. – Остановив свои невидящие глаза на мне, Никс показывает своим узловатым пальцем на потолок: – Он шагнул с крыши.

Я смотрю вверх, чувствуя, как к горлу подкатывает липкая тошнота:

– Он что, спрыгнул?

Никс выпускает клубы дыма:

– Возможно. А возможно, нет. Смотря как вам хочется повернуть ситуацию. Спрыгнул ли сам или ему помогли? Повесился ли Маркус? Действительно ли Элейн оступилась на лестнице? А Лайонел… тут уже не может быть никаких сомнений. В общем, вы меня поняли. После лета все прекратилось, и больше ничего не случилось. Никто не понимал, в чем было дело, и никакого толка не было в том, чтобы зацикливаться на подобных ужасах. Поэтому люди сделали единственную вещь, на которую были способны: они забыли. Оставили прошлое в покое. Быть может, то же самое стоит сделать и вам.

– Вы совершенно правы, – говорю я, не сводя глаз с потолка и думая об Оуэне на крыше.

Я любил выходить на крышу и представлять себе, что стою на утесах и смотрю на горизонт. А подо мной простиралось море из бетона и кирпича…

Сердце сжимается от боли, когда я представляю себе, как он делает шаг с крыши, и его синие глаза расширяются за мгновение до столкновения с землей.

– Мне, наверное, пора. – Я поднимаюсь с места. – Спасибо, что рассказали.