Архив

Оглянувшись на студию, я вспоминаю о гостевых книгах. И тут мне приходит в голову, что, возможно, не стоило так зацикливаться на событиях давно минувших лет. Возможно, следует посмотреть более недавние записи. Да, не нужно забывать мертвых, но стоит вспомнить и о живых.

– А кто еще здесь живет? – спрашиваю я.

– Что?

– Здесь – я имею в виду в Коронадо, – уточняю я. То, что я не могу рассказать Уэсу всю подноготную, вовсе не значит, что он не может быть мне полезен. – Я знакома только с тобой, Джилл и мисс Анджели. А кто еще здесь живет?

– Ну, недавно в квартиру на третьем этаже переехала странная девчонка. Ее родители решили открыть здесь кафе. Кажется, она большая врушка и любит бить людей.

– Да ладно! А знаешь про мутного готического типа, который все время ошивается у 5С?

– Ты чувствуешь к нему необъяснимое влечение, не так ли?

Я мученически закатываю глаза:

– Как зовут самого старого жильца?

– Думаю, это Лукиан Никс с седьмого этажа.

– Сколько ему лет?

Уэс пожимает плечами:

– Он просто древняя развалина.

Распахиваются двери в студию, и на пороге появляется Джилл.

– Я тебя услышала, – говорит она.

– Как дела, куколка? – спрашивает Уэс.

– Твой папа трезвонит нам без перерыва.

– Правда?! – изумляется он.

Судя по его тону, он нисколько не удивился.

– Забавно, – говорит Джилл, глядя, как Уэс встает со скамейки. – Потому что твой папа, кажется, думает, что ты сбежал.

– Ого! – встреваю я. – Получается, ты не шутил, говоря, что сбежал от Чеза Айерса.

– Ну, ничего страшного. Я разберусь.

Джилл разворачивается и закрывает за собой двери в студию.

– Она просто прелесть, – признаю я.

– Вылитая тетя Джоан в миниатюре. Иногда это даже пугает. Все, что нужно тете, – бутылка бренди и трость.

Я шагаю за ним в студию и останавливаюсь, глядя на полку с гостевыми книгами.

– Пожелай мне удачи, – просит он.

– Удачи тебе, – говорю я. И уже вслед добавляю: – Слушай, Уэс.

– Да! – оборачивается он.

– Спасибо тебе за помощь.

Он торжествующе улыбается:

– Видишь? С каждым разом это будет даваться тебе все легче.

Он уходит, оставив мне подсказку: Лукиан Никс. Как давно он здесь живет? Я открываю самую новую книгу и пролистываю раздел с записями о седьмом этаже.

7Е. Лукиан Никс.

Я открываю книжку постарше.

7Е. Лукиан Никс.

Следующую.

7Е. Лукиан Никс.

И во всех записях, даже в самой первой книге, которую вели в год открытия апартаментов. В 1950-м.

Он жил здесь все это время.

Я прижимаю ухо к двери, ведущей в квартиру под номером 7Е.

Мертвая тишина. Я стучусь. Никакой реакции. Я снова стучу и уже собираюсь снять кольцо, чтобы услышать признаки жизни в пустой квартире, как вдруг кто-то стучит в ответ. Затем за дверью слышится возня, приглушенные ругательства, и спустя несколько мгновений дверь распахивается, но упирается в металлический бортик инвалидной коляски. Снова ругательства, коляска откатывается назад, и дверь открывается нормально. Как и говорил Уэсли, в коляске сидит древний старик, седой как лунь. Его выцветшие глаза смотрят куда-то влево от меня. Углом рта он сжимает почти выкуренную сигарету и выпускает тоненькую струйку дыма. Вокруг шеи щегольски намотан шарф, и он перебирает шерстяную бахрому своими узловатыми старческими пальцами.

– На что уставилась? – спрашивает он. Вопрос застает меня врасплох – ведь он совершенно слеп. – Ты ничего не говоришь, значит, пялишься на меня.

– Мистер Никс? – спрашиваю я. – Меня зовут Маккензи Бишоп.

– Ты что, девушка по вызову? Я уже сказал Бетти, мне не нужны девушки, которым надо платить деньги за визит. Лучше пусть девушек вообще не будет, чем…

Я не вполне уверена, что правильно его поняла:

– Я никакая не…

– Было время, когда все, что мне требовалось, – просто улыбнуться.

Он улыбается, демонстрируя пару вставных зубов, не очень ровных.

– Сэр, я здесь не для того, чтобы заниматься чем-то подобным.

Он поворачивается на звук моего голоса и ерзает в кресле до тех пор, пока его лицо не поворачивается в мою сторону.

– Тогда для чего вы постучались в мою дверь, юная леди?

– Моя семья перестраивает кафе на первом этаже, и я просто хотела зайти и представиться.

Он указывает на свое кресло:

– Я не могу спуститься вниз. Мне приносят все сюда.

– Здесь ведь есть… лифт.

Он хрипло смеется:

– Я так давно живу. Мне не хочется сгинуть в одной из этих никчемных металлических коробок.

Кажется, он начинает мне нравиться. Старик тем временем дрожащей рукой вынимает изо рта окурок.

– Бишоп, Бишоп. Бетти принесла мне маффин, который лежал за дверью. Наверное, твоих рук дело.

– Да, сэр.

– Вообще я предпочитаю печенье. Я не говорю, что прочая выпечка уступает, просто больше люблю печенье. Что ж, вы, наверное, хотите войти.

Он откатывает коляску назад, на полметра в комнату, и она цепляется за край ковра.

– Чертова колымага, – рычит он.

– Может, помочь?

Он поднимает вверх руки:

– Я не совсем беспомощный. Хотя пара новых глаз не помешала бы. Бетти – мои глаза, а сегодня ее нет.

Интересно, когда эта Бетти вернется.

– Позвольте мне, – говорю я.

Я подкатываю кресло к столу.

– Мистер Никс, – начинаю я, присев рядом и отложив свою «Божественную комедию» в сторону.