Мама наливает нам две чашки кофе и провожает до двери. Как только дверь за нами закрывается, я сбрасываю руку Уэсли и выдыхаю.
– Засранец!
– Маккензи Бишоп, – говорит он, когда мы выходим на лестничную клетку, – ты была очень, очень плохой девочкой.
– Почему это?
Он обходит перила.
– Ты втянула меня в паутину своего вранья! Не надейся, что я этого не заметил.
Мы идем через студию в сад. Галантно раскрыв дверь, Уэсли выпускает меня на яркий утренний свет. Дождь прекратился, и, крутя головой во все стороны, я размышляю – могла ли Регина спрятать фрагмент своей сказки где-нибудь здесь? Заросший плющом сад может хранить в себе множество тайников. Но если принять во внимание, сколько прошло лет, вряд ли клочок бумажки мог сохраниться в холод и зной.
Уэс плюхается на скамейку и достает из пакета булку с корицей.
– А куда ты на самом деле направлялась, Мак? – Он протягивает пакет мне.
Я с усилием возвращаюсь в реальность и, присев на краешек скамейки, достаю себе булочку.
– Знаешь, – сухо говорю я, – я тут подумывала о том, что стоит поваляться пару часов на солнце, почитать книгу, насладиться летним отдыхом.
– Все еще пытаешься сократить список на своем Архивном листе?
– Ага. – И поговорить с Оуэном. И выяснить, зачем Библиотекарю могло понадобиться скрывать смерти, произошедшие много лет назад. И сделать все это так, чтобы в Архиве не узнали.
– Ты ведь взяла книжку, чтобы сбить родителей со следа? Как хитро с твоей стороны.
Я отщипываю кусочек булочки:
– Знаешь ли, я просто образец коварства.
– Верю, – с набитым ртом бубнит Уэсли. – А насчет твоего листа…
– Да?
– Надеюсь, ты не обидишься. Я не удержался и решил разобраться с одной историей на твоей территории.
Я каменею.
– Что ты имеешь в виду?
– Под Историей? Ну, знаешь, такую штуку, на которую мы с тобой должны охотиться.
Я стараюсь не выказывать паники:
– Я же говорила. Мне не нужна ничья помощь.
– Достаточно будет простого «спасибо», Мак. К тому же я ее не искал. Она сама в меня влетела.
Она? Я достаю листок из кармана. Восемнадцатилетняя Сьюзан Лэнк исчезла. Облегченно вдохнув, я сползаю на скамейку.
– Хорошо, что мне удалось подключить обаяние, – продолжает Уэсли. – Она подумала, что я ее парень. И стоит признать, это здорово упростило дело.
Он проводит рукой по своим нагеленным волосам, жестким, как иглы дикобраза.
– Спасибо тебе, – мягко говорю я.
– Знаю, это трудное слово. Придется потихоньку привыкать.
Я кидаюсь в него оставшимся кусочком булочки.
– Эй, – предупреждает он, – аккуратнее с моими волосами.
– Сколько времени ты проводишь перед зеркалом, чтобы заставить их торчать вот так?
– Вечность, – признается он, – но оно того стоит.
– Неужели?!
– Я хочу, чтобы ты знала, Маккензи Бишоп, что это, – он встает и проводит рукой, словно демонстрируя всего себя от кончиков волос до ботинок, – абсолютно жизненно необходимо.
Я скептически поднимаю одну бровь:
– Дай угадаю. Наверное, ты просто хочешь, чтобы на тебя обращали внимание. – Я говорю театральным тоном, чтобы он понял, что я шучу. – Тебе неуютно в обычном затрапезном облике, поэтому ты наряжаешься, стремясь вызвать реакцию окружающих.
Уэс испускает вздох изумления.
– Как ты меня раскусила? – улыбается он. – На самом деле, как бы мне ни нравилось наблюдать за страдальческим лицом папы или его противной будущей жены, у этого имиджа есть и практическая цель.
– Какая же?
– Запугивание, – говорит он, слегка залившись краской. – Мой внешний вид пугает Истории. Первое впечатление очень важно, особенно если существует угроза схватки. А такое преимущество дает мне контроль над ситуацией. Многие Истории жили не в наше время. А это, – и он снова горделиво себя демонстрирует, – хочешь – верь, хочешь – не верь – помогает.
Он выпрямляется и шагает ко мне, в полосу солнечного света. У него закатаны рукава, так что видны кожаные браслеты, скрывающие часть шрамов. У него живые, яркие глаза теплого карего оттенка. В сочетании с черными волосами они смотрятся крайне эффектно. Как ни крути, Уэсли Айерс очень хорош собой. Я опускаю глаза ниже, и он успевает подловить меня прежде, чем я отведу взгляд.
– Что такое, Мак? – шутит он. – Ты окончательно поражена моей дьявольской красотой? Я знал, что это лишь вопрос времени.
– Да, ты видишь меня насквозь… – смеюсь я.
Он наклоняется вперед и нависает надо мной, опершись рукой о скамейку.
– Эй! – говорит он.
– Эй? – откликаюсь я.
– Ты в порядке?
Правда вертится у меня на языке. Мне очень хочется все ему рассказать. Но Роланд говорил, что никому нельзя верить. Иногда мне кажется, будто я знаю Уэса очень давно, но это не так. Кроме того, я не смогу рассказать Уэсли всего, а часть правды еще хуже и запутаннее, чем полная ложь.
– Конечно! – Я выдаю самую жизнерадостную улыбку, на какую способна.
– Конечно! – с досадой передразнивает он и отстраняется.
Опустившись на другую скамейку, он ладонью прикрывает глаза от солнца.