Архив

Мне больше не хочется причинять Уэсу боль. Не хочется его мучить и заставлять еще раз пережить мое предательство. А после встречи с Агатой мне не хочется нарушать правила Архива. Но мне не дает покоя мысль, звучащая в моей голове громче всех остальных.

Я не хочу признаваться.

Я не хочу признаваться, потому что сама не хочу об этом вспоминать.

Но у Уэсли такого выбора нет, и единственная причина, по которой он лишился своего знания, – это я.

Правда – сложная и запутанная штука, но я расскажу ее.

Мы сидим в саду, и я ему все выкладываю. И пустяки, и страшные вещи. Он слушает, хмурится и не перебивает, только изредка вставляя восклицания типа «Ого!», «Ой!» или «Да ладно!».

И когда настает его черед говорить, он произносит только одно:

– Почему ты сразу мне все не рассказала?

Я собираюсь сказать ему о приказе Роланда, но это – полуправда, и я снова пытаюсь быть честной:

– Я пыталась убежать.

– От чего?

– Не знаю. От Архива. От такой жизни. От всего этого. От Бена. От себя.

– Да что с тобой? – спрашивает он. – А ведь ты мне так нравишься! – И спустя мгновение добавляет: – Поверить не могу, что меня сделал какой-то субтильный тип с белыми волосами и тесаком под мышкой.

Я смеюсь, стараясь не обращать внимания на боль. Оно того стоит.

– Это был очень большой тесак.

Некоторое время мы молчим. Уэс первым решается заговорить:

– Эй!

– Что?

– Ты сможешь когда-нибудь оправиться от этого?

Я закрываю глаза:

– Не знаю, Уэс. Все так болит. Не знаю, как избавиться от этой боли. Болит, когда дышу. Болит, когда пытаюсь думать. Я чувствую, что тону, и по своей собственной вине. Я не знаю, как все это пережить. Не знаю, смогу ли оправиться. Не знаю, заслуживаю ли того, чтобы оправиться.

Уэсли прижимается ко мне плечом.

– Мы – команда, Мак, – говорит он. – Мы это преодолеем.

– Какую часть «этого»? – спрашиваю я.

Он улыбается:

– Все без исключения.

И я улыбаюсь в ответ, искренне желая, чтобы он не ошибся.