Аркашины враки

– Да, конечно, ты был рыцарем и защищал даму! Дама была нетрезва. Но и ты был пьян, а главное – ты упал, когда её хахаль дал тебе в коленку. В таких случаях надо хотя бы не падать. Главное – остаться на ногах.

Генрих вспоминает о колене, рассматривает его. Робик присоединяется к нему, горестно вздыхает:

– Ох, еще немного, и тебе пришлось бы остаток жизни ходить исключительно на руках. Так не больно? А так?

– Больно.

– Ты мне не нравишься, Генрих. Ты почти не злишься. Что с тобой?..

– «Мама, мама, я смертельно болен, у меня пожар сердца».

Наливает себе водку, выпивает.

– Эй, эй, Генрих, послушай, я пришел специально, чтобы ты не пил один. – Пьёт и закусывает. Засовывает в рот подряд сливы, хлеб, сыр, плюет косточки, все это с чмоканьем и сопением.

Генрих морщится, как от боли.

– Ради бога, хотя бы не чавкай!

– Мне уйти?

Генрих встает, берет со стола газету со статьей о себе. На первой странице толпа у Дома Правительства, флаги, флаги, флаги… Масхар мрачно разглядывает своего импресарио.

– Послушай, Робик, мы никому не нужны.

Робик такого не ожидал и обижен.

– Как это – МЫ, почему это МЫ?

– Хорошо, Я, Я! Я никому не нужен. Но ведь если я не нужен, то и ты не нужен.

– Ну, допустим… А с чего ты это взял?

– Ты что, не видишь? Они же все сошли с ума. Наливай. – Робик наливает водку. – Они решили, что если они всё поменяют местами, то мир действительно изменится. Больно умные. И еще они думают, что стрелять из настоящих автоматов настоящими пулями, стрелять в живого человека – можно! А ведь Бог – не велит. Своего Бога совсем забыли. – Генрих горестно морщит белое чумазое лицо, он очень пьян и хочет еще выпить. – За дураков!

Пьет. И продолжает.

– Боже мой, Робик, как я люблю дураков!.. Вокруг моего квартала по ночам бегают дураки с фонариками. Это совы.

– Кто-кто?

– Совы. Не спят по ночам, они так устроены. И бегают. Чтоб под утро наконец-то уснуть. Они абсолютно никого не хотят убивать. А есть еще жаворонки. Они начинают в пять утра, когда совы засыпают. Я их обожаю. Они бы меня поняли.

– Почему?

– Потому что я тоже дурак. Если б они пришли на мой концерт, они бы плакали от счастья. Но они бегают. И все они старики. А эти, новые, умные… Они… чудовища. Они думают, что можно приставить автомат к моей пояснице. Что это – смешно. Знаешь, я никогда не имел такого успеха, как в этот раз в Павлодаре. Когда у меня потекла кровь из носа, зал завопил от восторга. А если б меня убили – это был бы триумф. Наливай.

Робик наливает. И спрашивает:

– Что же мне делать, Генрих?

– Вылетать в трубу, мой милый!.. – Берёт стакан. – Нет. – Ставит стакан. – Тебе надо открыть школу гладиаторов.

– Хорошая мысль. А тебе? Тебе что?

– Стать гладиатором. – Берет стакан. – Нет. – Снова ставит стакан. – Нет. Нет. Мне нужна Мария. Только Мария.

Робика словно осенило:

– А-а-а-а-а!.. Так это всё из-за той русской девчушки? Ну, ты даешь! Из-за Марии… В твои-то годы… Вообще-то она хороша. Она мне понравилась. А я ей нет. Еще бы! Я твой эксплуататор. А на самом деле я – твое второе «я». Альтер эго. Тебе без меня нельзя. Конечно, я тоже должен как-то жить. Потому я и забочусь о тебе. Скажи, а почему ты не заботишься обо мне?

– Ты заботишься за двоих. Я вообще не умею заботиться.

– Вот-вот-вот… Не умеешь.

– Может, потому она и ушла?!

Эта мысль впервые приходит Генриху в голову.

– Я не умею заботиться!.. – Начинает хромая ходить по комнате, его пошатывает, он опрокидывает цветы. – Я умею только любить. А ведь она – одинокая женщина в чужом городе. У нее однажды болел зуб. Я ее очень жалел. У меня даже у самого заболел зуб. Но где же я возьму зубного врача? Да я и не подумал!

– Ну и как?

– Что – как?

– Ей вырвали зуб? Знаешь, у меня есть один доктор…

– Не знаю. Я вообще ничего о ней не знаю.

– А тебе вырвали?

– Нет, сам прошел.

– Где она жила?

– У тетки. Она называла ее мамида. Скажет: «Я живу у мамиды»… И махнет вот так рукой.

– За Домом Правительства, что ли?

– Похоже. Я ни разу не провожал ее до дому.

– Ну ты и фрукт. И она… любит тебя?

– Да. Очень!

– Она тебе говорила? Или ты сам догадался?

Генрих смотрит невесть куда и улыбается как идиот:

– Сам.

Робик наливает водку по стаканам.

– Ну, если она тебя любит, она вернется. Выпьем за это. Однажды раздастся звонок в дверь, и она войдет как ни в чем не бывало.

Пьют.

Раздается звонок в дверь.

Робик напуган. Он пуглив и не любит совпадений.

– Это она!

Надежда вмиг сменяется у Генриха апатией.

– Нет. У нее же есть ключ.

Проходит несколько секунд. И становится слышно, как в скважине поворачивается ключ. Генрих и Робик встают.

Входит Ия.

Она очень мила и красива. Робик сражен.

– Ия… – Генрих замечает, что стоит перед ней в трусах. – Извини.

Он берет брюки с пола, начинает их тут же надевать, соображает, что лучше бы это делать в спальне, упрыгивает туда на здоровой ноге.

– Это вы меня простите. Я открыла своим ключом, потому что испугалась. Генрих сказал, что будет дома, а на звонок никто не ответил.