Аркашины враки

– Хорошо, сначала окрести, потом обвенчай. Сейчас же! И скажи ей: жена должна быть верна мужу своему!..

Элисбар беспомощно смотрит на Марию. Мария помогает:

– Я не могу с тобой венчаться, Генрих.

– Почему?

– Потому что я замужем.

– Зачем ты это говоришь? Зачем ты это говоришь сейчас? Ведь ты же разведена. Ты сама говорила. Ты не жена ему.

– Я не разведена. Я просто ушла. Уехала.

Генрих поворачивается к Элисбару:

– Ну, я же говорю! Она не венчалась с ним. Ну, Элисбар!

– Генрих, ты как маленький. И базилика не храм, не церковь. Была когда-то… Ее надо сначала снова освятить.

И Генрих вдруг успокаивается.

– Ну и хорошо. Если так, то я тоже женат. На Манане. И все это – чушь. А вы оба просто ханжи. Бюрократы.

– А ты – сумасшедший.

– Я не сумасшедший. Я дурак. У меня диплом есть. Мне его выдали на фестивале дураков в Амстердаме. Мария, подержи меня за ноги!

Генрих со стонами делает стойку на руках, Мария держит его за ноги. Генрих видит ее лодыжки, колени, видит, как уходит Элисбар.

– Не отпускай меня, Мария! Не отпускай! Ап!

Генрих делает стойку на одной руке. Мария осторожно отпускает его…

И снова зеркало в спальне, и в нем лицо Генриха. Он сидит, подперев голову, по щеке, по размазанным белилам из обведенного глаза ползет слеза Она пробивает себе русло. Как если бы живой источник пробился на Луне. Звонит телефон. Генрих идет в гостиную, снимает трубку. На экране телевизора надпись «Не забудьте выключить телевизор».

В трубке голос Ии:

– Генрих, ты уже спишь?

– Нет. Но я вижу сны.

– Прости, Генрих. Понимаешь, мне подружка принесла «Вечерку», там эта ужасная статья про тебя. Я решила, что тебе совсем плохо… Генрих, я не поверила ни одному слову! Ты лучше всех, Генрих. Если хочешь, я сейчас приду к тебе.

– Какая статья, чья?

– Ты не читал?.. Ну, там про то, что ты стал халтурщиком, что загребаешь тысячи. Что выступаешь пьяный и устроил дебош. Что тебя поколотили. Ведь это все неправда, Генрих?..

– Ну почему же… А кто написал?

– Генрих, хочешь, я сейчас приду?

– Знаешь, не сейчас. Лучше немного позже.

– Позже? Но ведь уже первый час.

– Да, немного позже… У меня тут не прибрано…

– Хорошо, я попозже.

Генрих оглядывается. Когда он успел так насвинячить?.. Идет в спальню, берет коньяк. Отпивает глоток, достает из-за зеркала конверт, пытается разобраться в почтовом штемпеле.

– Черт его знает! – слышит, как кто-то звонит в дверь. – Ия, это ты? Подожди, я сейчас…

Из-за двери голос Робика.

– Нет, это не Ия, это полиция нравов!

Генрих открывает. Робик вваливается с литровой бутылкой водки и с букетиком фиалок, в зубах у него сигара.

Робик оглядывает Генриха.

– Ты ждешь женщину? Я некстати?

– Нет, ты, пожалуй, как раз кстати. Только сигару выкинь. – Забирает у Робика водку. – Цветочки оставь себе.

Робик продолжает дымить сигарой, идет в комнату, плюхается в кресло, оглядывает стол.

– Поесть у тебя, конечно, нечего?

Пыхтя сигарой встает, идет на кухню.

А Генрих, как может, накрывает на стол: берет из серванта стаканы, открывает водку, наливает. И кричит Робику:

– Ты же хотел, чтоб я не пил и не ел. Чтоб я похудел на полтонны и сделал стойку на указательном пальце.

Робик возвращается из кухни с хлебом, сыром, фруктами.

– Да, Генрих, да. И твердо стоял на двух ногах. Да, да, да. Но ведь ты уже все равно пьян. Кроме того, у тебя есть повод напиться. – Он достает из кармана газету, бросает Генриху. – Ну и последнее. Я хочу, чтоб ты не выпил, а надрался. Чтоб тебе полгода было тошно вспомнить о водке. Чтоб ты испытал отвращение к себе. Чтоб ты понял, что вся чепуха, которую про тебя написали, – чистая правда. Чтоб ты разозлился не на меня и не на Петьку Назарова, а на себя.

– А… Так это Петя…

– Кто же еще. Пе Назаридзе.

Генрих читает газету, грызет яблоко.

– Давно его видел?

Робик дымит сигарой, испытующе смотрит на Генриха.

– Вчера.

– Так это ваше совместное детище?.. – Генрих читает газету. – Вон что…

Робик уклончиво:

– Ну, я бы написал получше.

– Но это же точно твой стиль: «В погоне за длинным рублем наш талантливый артист исколесил полстраны…» И еще: «Тысячные гонорары не добавили ему таланта и трудолюбия…» Ах ты свинья! А это-то!

Хохочет, тычет пальцем в газету.

Робик надевает очки.

– Что там такое? Ну что ты ржешь? – Он читает газету вслух и с подобающим выражением: «Все мы любим нашего Гено, уважаем его способности, вот потому-то и нельзя не упомянуть о последнем скандальном инциденте, происшедшем вчера в Павлодаре на концерте артиста…» Что тут смешного?

– Ты просто сволочь. Ты звонил в Павлодар, все выведал и рассказал Пете, чтоб Петя прочистил мне мозги. Скажешь, нет? И название твое. «Клоуны тоже плачут». Это ж твой любимый сериал!

Генрих берет стакан с водкой, отставив мизинец, ровняет локоть с плечом.

– Ну, как говорят в России, будь! – Выпивает. – Что ты на меня смотришь? Ты понимаешь, что это подло? Нет?.. Что молчишь?

Робик жует.

– Жду, когда ты сбросишь пар.

– Ты принес мне тысячи, которые я огреб? Или мне их потребовать с Пети? Мне надо было набить морду тебе, а не пьяному засранцу в зале.