Аркадия

ПРОЗА 10

Пока длилось пение двух пастухов, рощи сладостнейше отзывались[273], а затем притихли, будто довольные и умиротворенные изречением Монтано; и тогда оба состязавшихся воздали почести богу Аполлону, как утончителю людского ума и находчивости, посвятив ему победный венок, ибо каждый остался при своем закладе. Мы же дружной компанией оставили травянистый берег и весело стали подниматься по склону горы, смеясь и обсуждая услышанное. Не успели мы пройти и двух отрезков пути, как мало-помалу издалека открылся нашим взорам священный и почитаемый лес, куда никто из смертных не дерзал войти с ножом или топором[274] и который набожные поселяне с великим трепетом многие годы сохраняли нетронутым из страха перед мстительными богами. Если в это можно поверить, то во времена, когда еще мир не был таким порочным, как теперь, все сосны, растущие там, умели разговаривать и на высоких нотах отвечали любовным канцонам пастухов. Следуя за почтенным жрецом, шли мы медленно, и когда перед нами предстал небольшой источник, проводник обернулся к нам, повелев войти в него, дабы омыть живою влагой руки, ибо грешным входить в такое святое место не дозволялось верой. Прежде почтив святого Пана, а затем неведомых богов[275], которые если и существовали, то не показывались, прячась от наших глаз под густою сенью леса, мы сделали шаг вперед с правой ноги, что было счастливым предзнаменованием; каждый молча помолился про себя, ибо место это равно благоприятствовало совершению как нынешних пожеланий, так и тех, что по надобности возникнут в грядущем.

Мы вступили в священную сосновую рощу, где под нависшею скалой среди обломков камней обнаружили вход в древнюю просторную пещеру, не знаю, созданную искусством природы или рук человеческих; она расширялась, полостью уходя вглубь горы; внутри пещеры, в самой скале был высечен грубыми руками пастухов алтарь. Над алтарем возвышалось громадное деревянное изваяние лесного бога[276], опиравшегося на длинный посох из цельного ствола маслины, на голове у него красовались два рога отменной прямизны, обращенные к небу; лицо было красным, как спелая клубника, руки и ноги шерстистые, не иначе как те, что свойственны козлиной породе; плащом ему служила необыкновенных размеров шкура, вся в белых пятнах словно в звездах. По ту и другую сторону древнего алтаря были вывешены две буковые доски, испещренные сельскими писаниями, на них многие века в строгой последовательности наносились летописи жизни поселян, древние законы и наставления в пастушеской жизни, служащие исходным образцом для тех правил, которым подчиняется здешняя лесная жизнь. На одной доске было начертано всё о днях и годах, различных изменениях времен года, разнице дня и ночи, как и о наблюдении часов (немаловажном для всякого живущего), неложные пророчества о грядущих бурях; когда восход солнца предвещает ясную погоду, когда дождливую, а когда ураганы и град; какие дни луны благоприятны, а какие неблагоприятны для людских начинаний; чему ежечасно нужно следовать, а чего избегать человеку, дабы не нарушать бдящую волю всевышних богов. На другой можно было прочесть о том, каков должен быть облик у коровы и быка и какой возраст самый подходящий для зачатия и отёла; в какое время и пору года холостить телят, чтобы после они были пригодны для ярма и тяжких пахотных работ. Равно же и о свирепости баранов, которую можно унять, просверлив им рога возле уха; то, что при связанном правом яичке производят они на свет агниц, а левом — агнцев; в каком случае ягнята выходят белые, а в каком — другого цвета; какое средство поможет одинокой овечке не дать выкидыш, если она испугается гремящего грома. Помимо того, как должно управляться с бородатыми козами и какого вида и формы должны они быть, в какое время года и в какой местности находиться, чтобы приносить больше потомства; как по определенным приметам на их витых рогах можно узнать, сколько им лет. Ниже, под этим были описаны все лекарственные снадобья против болезней не только для стад, но и для собак и самих пастухов.

У входа в пещеру бросала тень высокая и развесистая сосна, а на самой большой и красивой ее ветви висела свирель с семью стволами, скрепленными с обоих концов белым воском; вероятно, подобной никогда не видел ни один пастух в этих рощах. Тогда мы спросили, кто ее смастерил, ибо, по нашему мнению, она не могла быть ничем иным, как творением божественных рук, и премудрый жрец ответил нам так: