Я уцепилась за мужа там, у городской стены, хоть и носила в сердце обиду на него и откровенно не доверяла его рассказам о видении, о сне, посланном богами и заставившем его бросить мою сестру умирать на Наксосе, то есть убить ее, пусть и не своими руками. Но теперь отшатнулась опять. Думала, я чудовище, неспособное полюбить невинное дитя. Но вот что такое Демофонт – крошечная копия Тесея. Да, пока он младенец, но он сын своего отца, и кто знает, какая ложь без труда сойдет с его губ однажды и с какой легкостью он сам разотрет в кулаке женскую судьбу? Вздрогнув, я отвернулась от них. На короткий миг поверила, что в обществе Тесея смогу найти утешение, но теперь с глубокой, холодной убежденностью поняла, что всякая любовь к нему, если и была, давно уже задохнулась.
Я страшно устала, вот и все. И не понимала уже, кто я есть. Мудрая царица, искусно управлявшаяся с разнообразными нуждами города, превратилась в рабыню колыбели, из которой доносился непрестанный плач. Одна только мысль обнадеживала: когда сын подрастет, то не будет уже так во мне нуждаться, и, может, я опять соберу свою жизнь в единое целое.
Сын начал ходить, и я радовалась каждому шагу, отдалявшему его от меня. Бесчувственность, душившая мое сердце, начала наконец отступать, что-то во мне шевельнулось – почти любовь или по крайней мере любопытство. Он не сердился уже так на весь мир и вместо того, чтобы издавать повелительные крики, прежде будившие меня почти каждое утро, даже гукал иногда с довольным видом. Однажды утром, увидев мое лицо, склонившееся над ним, он улыбнулся, протянул пухлые ручонки, обхватил меня за шею, и льдинка в моем сердце растаяла.
Первый кошмарный год прошел, и я осмелилась было поверить, что начинаю выплывать из мрачного тумана. В беспросветность вкрадывалась понемногу надежда. Тесей отбыл опять, прошло несколько недель, и я подумала уже, что снова смогу познать счастье. Но как-то утром слуга принес мне на завтрак хлеб и сыр с медом, и внутренности мои всколыхнулись. Голод тошнотой свернулся в горле, на пол брызнула неудержимо струйка рвоты. С отвращением уставившись на зловонную лужицу, я начинала постигать жуткую правду.
Мне так хотелось верить, что это недуг какой-нибудь, любая болезнь, лишь бы не то самое, хоть я и прекрасно знала: это оно и есть. Ведь тошнота не проходила и сопровождалась пугающей, знакомой усталостью. И как я ни надеялась, с наступлением нового месяца кровь не пошла. С ужасом поняла я, хоть и отказывалась в это верить, что опять жду ребенка и отчаяние вот-вот затянет меня обратно.
Беременность прошла как страшный сон. Удушающее бремя обязанностей, тяжкого труда и изнеможения придавило меня. Второй мой сын появился на свет. Роды прошли легче, чем в первый раз, но когда мне вручили младенца, я опять ничего не почувствовала. Тогда, у городской стены, я обняла Тесея, и меня, воодушевленную словно бы открывшимися возможностями, потянуло в море, но теперь об этом пришлось забыть. Наксос был недалеко, вон там, за кромкой, но казался недосягаемым, как звезды, прикованные к краям ночного неба.
Сама Ариадна меня не искала. И не подумала известить, что жива. Может, теперь, выйдя замуж за бессмертного, сторонилась своей земной родни? Поднялась над нашим смердящим проклятием, ощерившимся зверем, отягощавшим всех нас? Парит в вышине, от всех нас свободная?
Я хотела отыскать Ариадну, но в первые годы своей жизни крикливые дети повисли на мне якорями, пригвоздили к месту. К тому же, прежде чем отправиться к сестре и вновь увидеть ее лицо, мне предстояло раскрыть другие тайны Тесея, а одна из них удержала меня в Афинах и того надежней.
Глава 25
Уже много лет не видела я такого корабля. Менады, желавшие присоединиться к нашим последовательницам, прибывали на плотах или лодках, работая веслами: юные девы, бежавшие от брака с дряхлыми стариками, изношенные обыденностью жены, уставшие обслуживать все нужды, кроме собственных, умные и пылкие женщины, которые скребли полы, поддерживали огонь, ткали и топтали грязное белье на берегах рек, в то время как мужчины играли в кости на площадях, без конца беседуя о философии, попивая вино на солнышке и все на свете приспосабливая для своего удобства. Эти женщины выходили в огромное синее море на утлых суденышках в поисках лучшего будущего, прослышав, что у нас смогут его обрести.