Правда, дела себе я не могла найти. Царевна она и есть царевна, где ни поселись, и в Афинах, как и на Крите, мне, похоже, оставалось лишь ткать, плясать да улыбаться мужчинам – вот и все доступные развлечения. Плясать из нас двоих умела только Ариадна. А я смотрела, как она, себя не помня, отдается волшебному танцу, и заявляла, что учиться этому не хочу. Не смогла бы я двигаться, как сестра, не овладела бы таким изяществом. А ткали мы когда-то вместе. И сердце мое разрывалось от мысли, что придется стоять перед станком в покоях афинского дворца и час за часом уныло ткать какой-нибудь сюжет – в одиночестве, без нее.
Словом, мне оставалось лишь улыбаться.
И очень скоро меня неодолимо повлекло в зал, где велись дворцовые дела и кипела жизнь. Явившись в первый раз, я увидела вскинутые брови, поймала вопросительные взгляды афинской знати. Однако призвала на помощь царскую улыбку, самую ослепительную, какая вышла, и шагнула вперед.
– Хотела бы поприсутствовать сегодня на вашем заседании.
Я обращалась к Пандиону, доброму мужчине средних лет, которому Тесей доверял особо.
– По правде говоря, в Афинах это не принято, – ответил он снисходительно.
На лицах собравшихся промелькнула одна и та же мысль, отчетливая, как молния. Мы в Афинах, здесь соблюдают приличия. Не знаем, какие там порядки на Крите, но у нас другие. Тогда я, расправив плечи, сказала любезно:
– Будь Тесей здесь, занял бы место среди вас, но он сражается за морями, дабы на всей земле установить мир и справедливость именем Афин. А пока он сражается, я остаюсь в незнакомом городе без вожатого. Тесей желает, и мне это известно, чтобы я узнала, как управляется царство, где чтят закон и добродетель. К тому же…
Я замялась, но собралась с духом – они ведь слушают меня до сих пор, не выставили вон со смехом или еще чего похуже – и закончила:
– К тому же я видела лишь, как правит мой отец, а хотела бы примера более достойного.
Умолкла, затаила дыхание. Они могли, конечно, счесть мой поступок неслыханной дерзостью, но я рассчитывала, что сумела им польстить и буду прощена за столь серьезное несоблюдение приличий, раз уж приехала известно откуда.
Пандион поневоле расплылся в улыбке, а глядя на него, и остальные одобрительно зашептались.
– Надеюсь, царевна, наши дела не покажутся тебе скучными, – сказал он.
Я едва не рассмеялась в голос. В восторг пришла, обнаружив, что могу управлять этими почтенными, важными людьми, и победоносно сжала кулак в складках юбки, когда Пандион указал мне на трон поменьше, пустовавший рядом с высоким Тесеевым.
– Мы обсуждали донесения из Лавриона, это горная местность на юге, – продолжил Пандион. – Там нашли серебро, и, кажется, много можно добыть.
Я подалась вперед, вся обратившись в слух. Да, власти у меня еще не было. Но я слушала. Тесей уже сутулился бы, таращил закрывающиеся глаза, а потом удалился под каким-нибудь предлогом, но я сидела прямо и внимала. Ни единого слова не произнося, чтобы не сочли меня слишком самонадеянной. Однако постепенно научилась вовремя шептать что нужно в нужное ухо, а они и правда верили, будто говорю я от имени будущего мужа, пока тот в отъезде. Верили, будто я передаю его слова, – оттого только и прислушивались ко мне, и это злило. Порой оглядывали вскользь мое тело, полагая, что ум мой недостоин внимания. Но пусть и считая меня всего лишь красивым проводником Тесеевых слов, впервые в жизни мужчины, облеченные властью, учтиво замолкали, предоставляя мне слово. И я, проглотив досаду, использовала это с наибольшей выгодой для себя.
Мое восемнадцатилетие надвигалось. Я гадала, как долго еще смогу вести такую жизнь. Не жена Тесею нужна была, а благодарная слушательница и наместница, которая правит городом, пока он вписывает свое имя в историю. Но я понимала, что брак наш неизбежен, раз это одно из условий перемирия с Критом. И вот однажды Тесей, заранее известив о дне своего возвращения, распорядился начать приготовления к свадьбе.
День этот, как и рождение Минотавра, я запрещала себе вспоминать. Стоило ему промелькнуть в памяти, как приходила боль утраты, заслоняя все прочие чувства, ведь Ариадны тогда не было рядом. Руки афинянок, хоть и ласковые, но чужие и равнодушные, заплели мои волосы в косы, облачили меня в струящуюся ткань. Не сестра, не моя сестра, мечтавшая, что однажды этот день наступит для нее.
Если я надеялась, что замужество поможет унять все еще обжигавшие меня подозрения, то напрасно. После свадьбы заверения Тесея, будто он оставил Ариадну одну из уважения к ее добродетели, стали вызывать у меня еще больше недоверия. Насколько я могла судить, у Артемиды, богини, преданной лишь суровому целомудрию, едва ли были причины наказывать Ариадну за спасение Тесея из Лабиринта и подсылать к ней змею. Скорее уж моя сестра поплатилась за что-то другое, гораздо более неприятное для бессмертной девственницы.
Но Тесей, крепко спавший рядом, конечно, в этом не признался бы.
Глава 19