Апокалипсис откладывается

— Зато хоть выясним мотивы. Полчаса назад я предполагал, что знаю, зачем вы сюда придёте. Теперь вот… Так что валяйте.

Веник откинулся на спинку стула и приготовился слушать.

— Это началось пятнадцать миллиардов лет назад, — сказал чёрт и тут же замолчал, глядя на Веника с подозрением.

— Ну и что? — равнодушно спросил тот. — По мне, так хоть двадцать.

— Да нет, как раз двадцать-то всё шло как надо. — Чёрт помолчал. — И вот, когда вы… Нет, так будет не совсем правильно, хотя… Вы — это ведь ещё и множественное число в том языке, на котором мы говорим? Значит, когда вы создали этот мир…

— Ну, давайте-давайте, — подбодрил чёрта Веник. — Радуйте дальше.

Чёрт посмотрел на него снизу вверх, исподлобья, как побитая собака, но продолжал.

— Когда вы создали этот мир, в нём обнаружился принцип дуальности.

— Так-таки сам собой и обнаружился? — съехидничал Веник.

— Если бы знать наверняка, — вздохнул чёрт. — Раньше вы ничего похожего не создавали. Раньше всё получалось как надо. Творение, его Творец и некое противоречащее этому творению разрушающее начало. Хаос. Правда, всё это были… э-э… не очень масштабные, так сказать, творения. В некотором смысле пробы.

— Не понимаю, — сказал Веник. — Разве мы имеем сейчас что-то другое? Кто же отрицает, что есть добро и зло? Если сейчас и отрицают что-то, то это наличие Творца.

— Ну, это софистика, — отмахнулся чёрт. — Хотя… Может быть, поэтому и отрицают в этой Вселенной наличие Творца. Ведь дело всё в том, что… Как жаль, что я не философ. Понимаете, получилось так, что именно в этом творении добро и зло по отдельности больше не существуют.

— Как это? — не понял Веник.

— Ну, невозможно здесь сделать нечто хорошее, не причинив этим же никому вреда.

Веник задумался.

— То есть накормив голодного… Что сделаю я плохого?

— Ну, к примеру, продлите жизнь мерзавцу, который убьёт сегодня ещё пятерых.

— А что, раньше было не так? — удивился Веник.

— Раньше зло и добро не проникали в ваше творение вместе. Персонаж был или добрым, или недобрым. Со злом можно было бороться, искоренять, но…

Тут чёрт как-то подозрительно смутился.

— Но — что? — строго спросил Веник.

— Но все эти разграниченные, скажем так, творения были очень нежизнеспособны. Требовалось постоянное вмешательство и патронат Творца. Иначе зло побеждало.

— А на этот раз «творец», значит, стал не нужен?

— Я бы не сказал, что так категорически, но в целом… В целом выходило, что Творец тоже не мог теперь сотворить нечто по-настоящему благое и верное. Кому-то он приносил пользу, а кому-то… Конечно, мы ощутили это не в одночасье. Было много попыток. Но они приводили к далеко неоднозначным результатам. И тогда…

— И тогда, — развеселился Веник, — я изгнал всех из рая, например? Или что-то ещё?

— Вы мне не верите, — констатировал чёрт.

— А как вам поверишь? — удивился Веник. — Рай-то был? — спросил он так же нарочито весело.

— Рай был, — вздохнул чёрт.

Глава 4 В раю…

Вытащив Рамата из кабинета и загнав его в лифт, Веник перевёл дыхание. Куда же теперь? В лифте и вправду были кнопки. Но какую из них следовало нажать — вот вопрос?

Веник по большому счету надеялся, что кнопок будет штуки две, например, «туда» и «обратно». Но кнопок было много, и ни размером, ни цветом они не отличались. Разве что значки их украшали разные. Он задумался.

В замкнутом пространстве лифта было почему-то душно и зябко одновременно. Тень Рамата в ужасе вскрикивала, взирая на что-то за спиной Веника и мешая размышлять. Выхода не было. Оставалось просто куда-нибудь нажать. Веник зажмурился, нащупал какую-то кнопку пальцем и вдавил её, запоздало сообразив, что стоило хотя бы запомнить: а вдруг будет ещё один шанс? Однако лифт уже пропал. Возник знакомый тоннель, но на этот раз никакая сила не повлекла по нему Веника, и пришлось тащиться самим.

Когда Вениамин, гоня перед собой клочковатую тень Рамата, спустился с неба на вершину священного холма Йимы, Ноа уже ушла за линию гор. Настала серебристая ночь Тааки, богини блуждающих высоко в небе огоньков.

«Просто спутников у этой планеты до хрена», — отметил Веник. Он больше не мог думать о себе, как о Рой-Цохе из Мальмы, наследнике дома Зароа, дома своего молочного брата, который пожелал уйти от благ мира сего. Оказавшись наконец в человеческом теле, Вениамин начал искать глазами Рамата. Его, однако, больше не было рядом.

«Ну, конечно же, — вспомнил Веник. — Я-то поднялся для медитации на вершину священного Йимы, а Рамат лежит теперь, наверное, у себя в келье».

И он пошёл тропинкой, убегающей по пологому склону.

Бархат ночи стелился под ноги, а небо играло праздничными огнями. Было необычайно свежо и прекрасно. Хотелось остановиться, подышать, подумать… Но Веник спешил. Он знал, что очарование вот-вот пройдёт и навалится усталость.

Вениамин вошёл во внутренний двор монастыря. Он никого не встретил, хотя в это время послушники обычно толпились здесь, отдавая благодарность Ноа за прожитый день.