Анж Питу

Но в ту же секунду на него сзади посыпался град ударов, и он упал; толпа окружила его и принялась добивать.

Бийо исчез под ногами убийц.

Бертье не мучился. Его кровь и душа одновременно покинули тело через сотни ран.

И тут Бийо стал свидетелем зрелища, отвратительнее которого ему еще видеть не доводилось. Какой-то человек сунул руку в отверстую рану на груди у трупа и вырвал оттуда дымящееся сердце.

Затем, наколов сердце на острие своей сабли, он, идя через расступающуюся перед ним толпу, двинулся к ратуше, чтобы положить сердце на стол, стоявший в зале, где заседали выборщики.

Бийо, этот железный человек, не выдержал и рухнул на каменную тумбу шагах в десяти от рокового фонаря.

Увидев, какое оскорбление нанесено его авторитету и даже революции, которой он командовал или, вернее, полагал, что командует, Лафайет сломал свою шпагу и швырнул обломки в лица убийц.

Питу поднял фермера и повел в сторонку, шепча ему на ухо:

– Бийо! Папаша Бийо! Осторожнее: если они увидят, что вам стало дурно, то, чего доброго, примут вас за сообщника Бертье и тоже прикончат. Это будет досадно… Такого прекрасного патриота!

Он подтащил арендатора к реке и, насколько это было возможно, укрыл его там от взглядов особо ревностных революционеров, которые уже начали было перешептываться.

XIII. Бийо начинает замечать, что путь революции устлан отнюдь не одними розами

Бийо, который вместе с Питу был до сих пор погружен в сладостное опьянение, начал замечать, что наступает похмелье. Когда они немного отдышались на свежем речном воздухе, Питу проговорил:

– Господин Бийо, я уже скучаю по Виллер-Котре, а вы?

Эти слова, словно мягкое, целительное дыхание ветерка, заставили фермера очнуться, и он решил, что уже достаточно передохнул, чтобы пробраться через толпу и как можно скорее покинуть место кровавой бойни.

– Ты прав, пошли, – сказал он Питу.

Он решил отыскать Жильбера, который жил в Версале и, ни разу не получив приглашения королевы после поездки Людовика XVI в Париж, стал правою рукой вернувшегося в министерство Неккера и променял роман своей жизни на историю всей Франции, пытаясь добиться процветания путем распространения нищеты.

Питу, как обычно, отправился вместе с Бийо.

Наконец их провели в кабинет, где работал доктор.

– Доктор, – заявил Бийо, – я возвращаюсь на ферму.

– Почему же? – осведомился Жильбер.

– Потому что ненавижу Париж.

– Понятно, – холодно отозвался Жильбер, – вы устали.

– Просто измучился.

– Вам не нравится революция?

– Я хотел бы, чтоб она поскорее закончилась.

Жильбер печально улыбнулся.

– Она только начинается, – сказал он.

– Да ну? – вырвалось у Бийо.

– Вас это удивляет? – спросил Жильбер.

– Меня удивляет ваше хладнокровие.

– Друг мой, – проговорил врач, – а знаете ли вы, почему я столь хладнокровен?

– Потому, наверное, что убеждены.

– Вот именно.

– И в чем же вы убеждены?

– Догадайтесь.

– В том, что все кончится хорошо?

Жильбер улыбнулся еще печальнее:

– Напротив, в том, что все кончится плохо.

Бийо издал удивленное восклицание.

Что до Питу, то он вытаращил глаза: довод показался ему неубедительным.

– Послушайте-ка, – сказал Бийо, почесывая ухо своей могучей лапой, – кажется, я не совсем хорошо вас понимаю.

– Берите стул, Бийо, – отозвался Жильбер, – и садитесь рядом.

Бийо последовал его приглашению.

– Ближе, ближе, чтобы слышать меня могли только вы.

– А я, господин Жильбер? – робко спросил Питу, давая понять, что готов уйти по первому требованию Жильбера.

– Нет, оставайся, – разрешил Жильбер. – Ты еще молод, тебе будет полезно послушать.

Питу навострил уши с тем же усердием, с каким до этого таращил глаза, и сел на пол рядом со стулом папаши Бийо.

Довольно странно выглядело это тайное собрание трех человек, сидящих в кабинете Жильбера подле стола, заваленного письмами, бумагами, свежими оттисками газет, в нескольких шагах от двери, безуспешно осаждаемой просителями и жалобщиками, которых сдерживал старый придверник, полуслепой и однорукий.

– Я слушаю, – проговорил Бийо. – Объясните, мэтр: почему все кончится плохо?

– Так вот, Бийо. Знаете ли вы, чем я сейчас занят, друг мой?

– Пишете на бумаге какие-то строчки.

– Но что они значат, эти строчки?

– Как же вы хотите, чтобы я догадался, когда я даже не умею читать?

Питу робко поднял голову и бросил взгляд на лежавший перед доктором лист бумаги.

– Там какие-то цифры, – сообщил он.

– Вот-вот, цифры. А в этих цифрах – крах Франции и в то же время ее спасение.

– Вот оно как, – протянул Бийо.

– Вот оно как, – эхом повторил Питу.

– Напечатанные завтра, – продолжал доктор, – эти цифры войдут во дворец короля, в замки знати, в хижины бедняков и потребуют отдать четверть их дохода.

– Что-что? – произнес Бийо.

– О, бедная моя тетушка Анжелика, – вздохнул Питу, – ну и скривится же она!

– Что попишешь, любезный? – отозвался Жильбер. – Революция сделана, не так ли? А ведь за нее надо платить.

– Это правильно, – мужественно согласился Бийо. – Раз надо, будем платить.