Анж Питу

– Но вы же сами сказали, сударыня, я слышал… Да вот принцесса подтвердит. – И Шарни поклонился г-же де Ламбаль. – Вы сказали, даже выкрикнули: «Этот человек? Этот человек – ваш друг?»

– Верно, вы так и сказали, милочка, – со свойственным ей простодушием подтвердила принцесса де Ламбаль. И, подойдя к Андреа, проговорила: – Если вам что-то известно, скажите; господин де Шарни прав.

– Умоляю, ваша светлость, оставьте меня, – сказала Андреа так тихо, что ее расслышала только принцесса. Та отошла.

– Господи, ничего особенного не произошло, – вмешалась королева, поняв, что не вмешаться и теперь значило поступиться дружбой с Андреа. – Графиня просто выразила свое опасение, к тому же смутное, она сомневалась, что революционер из Америки, друг господина де Лафайета может быть и нашим другом.

– Да, смутное, – машинально повторила Андреа, – очень смутное.

– Опасение, подобное тем, что высказывали до нее и эти господа, – продолжала Мария Антуанетта.

И она указала взглядом на придворных, из-за чьих сомнений и завязался весь этот разговор.

Но все это не убедило Шарни. Возникшее при его появлении замешательство указывало на то, что тут кроется какая-то тайна.

Он продолжал настаивать:

– И все равно, сударыня, мне кажется, что ваш долг – не просто высказывать смутные опасения, но и как-то их обосновывать.

– Что такое? – с металлом в голосе удивилась королева. – Вы опять за свое, сударь?

– Ваше величество!

– Простите, но я же вижу, что вы продолжаете расспрашивать графиню.

– Простите, государыня, – смешался Шарни, – это только из…

– Самолюбия, не так ли? Ах, господин де Шарни, – добавила королева с сарказмом, источник которого был графу предельно ясен, – признайтесь откровенно: вы ревнуете.

– Ревную? – залившись краской, вскричал граф. – Но кого? Я спрашиваю ваше величество – кого?

– Собственную жену, очевидно, – едко ответила королева.

– Ваше величество!.. – пролепетал Шарни, окончательно сбитый с толку таким вызовом.

– Это вполне естественно, – сухо добавила Мария Антуанетта, – графиня, вне всякого сомнения, того стоит.

Шарни бросил на королеву взгляд, предупреждая, что это уже слишком.

Однако с его стороны это был напрасный труд, ненужная предосторожность. Когда эта раненая львица чувствовала укус жгучей боли, ее уже ничто не могло остановить.

– Да, я понимаю, что вы ревнуете, господин де Шарни, ревнуете и тревожитесь – это обычное состояние человека, который любит, а значит, бдит.

– Ваше величество! – повторил Шарни.

– Я тоже, – продолжала королева, – испытываю те же чувства, что и вы: ревную и тревожусь. – Слово «ревную» королева произнесла с нажимом. – Король в Париже, и жизнь моя кончилась.

– Но, ваше величество, – возразил Шарни, который никак не мог взять в толк, отчего разразилась вся эта буря и почему на его голову сыплется все больше громов и молний, – вы же получили известия о короле, они добрые и должны поэтому вас успокоить.

– А сами-то вы успокоились, услышав наши с графиней объяснения?

Шарни прикусил губу.

От удивления и испуга Андреа подняла голову: она удивилась тому, что услышала, и испугалась того, что, кажется, поняла.

Несколько секунд назад, после первого вопроса Шарни причиною всеобщего молчания была она; теперь такое же молчание последовало за словами королевы.

– Нет, в самом деле, – с какою-то яростью продолжала Мария Антуанетта, – думать о предмете своей страсти – удел любящих. Какое счастье для этих бедных сердец безжалостно приносить в жертву любое свое чувство. О боже, как я беспокоюсь за короля!

– Ваше величество, – отважился вмешаться один из присутствующих, – скоро прибудут и другие гонцы.

– Ах, почему я здесь, а не в Париже, почему я не рядом с королем! – воскликнула Мария Антуанетта, увидев, что Шарни явно помрачнел после того, как она внушила ему чувство ревности, от которого сама так жестоко страдала.

Шарни поклонился.

– Если дело только в этом, ваше величество, – сказал он, – я поеду туда, и если вы правы и король действительно подвергается опасности, если его драгоценная жизнь под угрозой, – поверьте, государыня, я не премину взять эту угрозу на себя. Я еду.

Он еще раз поклонился и направился к выходу.

– Сударь! Сударь! – вскричала Андреа, бросаясь к Шарни. – Берегите себя, умоляю!

Разыгравшейся сцене не хватало лишь взрыва чувств Андреа.

Едва Андреа, невольно выведенная из свойственного ей равнодушия, произнесла эти неосторожные слова и выказала столь необычную заботливость, как королева страшно побледнела.

– Как это получилось, сударыня, – осведомилась она, – что вы присвоили себе роль королевы?

– Но… я… – залепетала Андреа, поняв, что впервые в жизни выпустила из недр своего существа пламя, которое так давно сжигало ей душу.

– Что – вы? – продолжала Мария Антуанетта. – Ваш муж находится на службе у короля и едет к королю. Если он подвергнется опасности, то ради короля. Речь идет о служении королю, а вы советуете вашему мужу поберечь себя!

При этих уничтожающих словах Андреа на секунду потеряла сознание, покачнулась и упала бы на пол, не подхвати ее на руки подоспевший Шарни.