Антикварщики

Книга судеб снова утряслась. Вчерашние фабричные девчонки двинули по новым путям. Они попали в новые колеи, с которых нет съезда и выходов. Расписанная раз и навсегда жизнь – вот что ждало Лизу. Но тут появился Седой.

У Седого были какие-то дела с паханом. Лиза увидела худого, приятного, энергичного старикашку. К ее удивлению, жесткий, невыдержанный на язык пахан держался с ним тише воды ниже травы.

Седой сразу положил на Лизу глаз. Ни тени страсти – возраст не тот. Да и к Седому неприменима была поговорка: «Седина в голову – бес в ребро». Он выбирал ее как скаковую лошадь – экстерьер, ход, зубы. И остался доволен. Лиза ему нужна была для дела.

На следующий день Седой остался с Лизой наедине. Он был до умопомрачения галантен и обходителен. Таких обходительных людей она не видела никогда в жизни. От него веяло девятнадцатым веком, скудно знакомым Лизе по школьным урокам литературы – кстати, единственный предмет, по которому она имела четверку.

Седой преподнес ей кольцо с крупным бриллиантом. Интересно, кем была Лиза в прошлой жизни? Скорее всего, не крестьянкой. У нее было потрясающее, тоже неизвестно откуда взявшееся чутье на драгоценности. Она сразу поняла – ей дарят очень дорогую вещицу. Ее загипнотизировал блеск бриллианта. Тут же, развивая наступление, Седой предложил ей ехать с ним в Санкт-Петербург.

– Они меня не отпустят, – вздохнула растаявшая Лиза.

– Я умею уговаривать людей, – улыбнулся Седой.

Уговаривать он действительно умел. Тут ему равных не было. Вскоре Лиза поселилась в двухкомнатной квартире на Литейном проспекте, недалеко от ГУВД. И Седой принялся за ее обучение. Ее ждали серьезные дела.

Лиза обладала достаточно эффектной внешностью, которая, по задумке Седого, должна пробить первую линию обороны будущих клиентов, резко снизить порог настороженности и подозрительности. Кроме того, она не походила на куклу Барби или на вызывающе-глуповатую, пошло-наивную королеву красоты областного масштаба. В ней, ткачихе в третьем поколении, были неизвестно откуда взявшиеся врожденные стиль и шарм. Они прорвут вторую линию обороны, вскружат голову клиента, опутают его паучьими нитями и лишат воли к сопротивлению. Впрочем, Лиза о своей потенциальной силе не имела представления. Ей необходима была школа. С таким учителем, как Седой, нетрудно достичь высоких оценок.

Выбить провинциализм, заставить правильно, по столичному произносить слова, нещадно, как тараканов на кухне, вывести слова-паразиты, поставить походку и движения.

Но это полдела. Затем он обложил ее книгами по искусству, две недели водил по Эрмитажу. Троечницей Лиза была в школе преимущественно из-за неистребимого духа противоречия. С Седым получалось иначе. Она довольно быстро вызубрила премудрости, сдала ему экзамен. Он решил, что она натаскана достаточно. И устроил ей защиту диплома в Нижнем Новгороде. Под видом сотрудницы Третьяковки она втерлась в доверие к человеку, имевшему несчастье владеть двумя картинами Айвазовского. Будучи приглашенной к нему домой, она открыла двери подручным Седого, и полотна сменили владельца. Без шума, крови и пыли.

Седой выставил ей за дипломную работу пять баллов. И приступил к осуществлению очередной задумки. И вот в квартире одного нового русака объявилась красивая, в строгом костюме и старомодных очках сотрудница Русского музея. Она вела переговоры об использовании музея как депозитария для временного хранения полотен, а также о возможных контактах с западными аукционами в деле создания международного каталога частных коллекций – дело почетное, к тому же неплохо оплачиваемое… Играла роль Лиза убедительно, но что-то в тщательно продуманном плане дало сбой, владелец картин заподозрил неладное и сообщил в ФСБ. На деле подручных Седого взяли, за спиной Лизы на полтора года захлопнулись тяжелые двери СИЗО.

Через три месяца в Крестах устроился и Седой. Правда, совсем по другому делу. Но потом начало выплывать его участие в афере с «экспертом Русского музея».

Седой бился за свою свободу расчетливо и умно. Но следователи поджимали, и он с боем сдавал одну позицию за другой.

Лиза увидела Седого на очной ставке. Он еще сильнее похудел, сильно сдал, опал с лица, но гнуться не собирался. Он никогда не гнулся. Привезли его к следователю из тюремной больницы. Лицо старого вора отливало зеленью, и Лиза с жалостью поняла, что он уже не жилец.

– Напраслину, дочка, на старика возводишь, – вздохнул он, укоризненно глядя на нее, дающую признательные показания. – Я столько для тебя сделал. Прощаю тебя. Мне с тобой хорошо было. Вспомни хотя бы последнюю рыбалку. Дом, комод красивый. Хороший комод.

– Что? – встрепенулся следователь. – Какой комод?

– Не краденый, гражданин следователь. Так, сентиментальные воспоминания старика.