Антикварщики

Родное производство. Рапорта о росте выпуска продукции и производительности труда. Призывы догнать и перегнать. План по валу и вал плана – все привычное, незыблемо-монументальное, раз и навсегда установленное в один год с треском ухнуло куда-то. Неожиданно оказалось, что выпуск продукции может упасть в десять раз и никого это не взволнует, не полетят головы и партбилеты, никто ничего не будет объяснять, а лишь зашуршит в ушах работяг невнятица о необходимости крутиться, крутиться и крутиться. Цены выросли в тысячи раз. Стало не на что жить, ткачихи с детьми двинули перегораживать улицы. Тогда правительство выделило кредиты на льготные закупки узбекского хлопка, но в отличие от людей кредиты действительно умели крутиться и крутились несколько месяцев, пока хлопок не подорожал в несколько раз. Разжиревшие банковские коты улеглись греться на сейшельских и багамских пляжах, обманутый и усталый народ перестал перегораживать улицы. В остановившихся цехах объединения гуляли сквозняки и воры. Но Лизу это уже не интересовало. Она почувствовала, что всеобщую книгу судеб перетрясли, буквы в ней перепутаны, прямые пути закончены, их сменили неуверенные бесконечные петляния через запутанные лабиринты, где люди порой теряются навсегда.

Фабричные девчонки выстроились в очередь за пособиями, устроились в ларьках, а кому повезло, стали дорогими шлюхами или содержанками. «Иваново – город невест» – эти слова наполнились несколько иным содержанием. В Питер и Москву двинули ивановские девчата. Среди Лизиных подружек было немало таких. Надюха Парфеньева, Юля Васильева растворились где-то в столице. Лиза как-то раз видела их по телевизору. В передаче «Чрезвычайный канал». Интересная была передача. О фирмах, оказывающих интимные услуги.

Лизе тоже предлагали карьеру на этом поприще. Но, несмотря на молодость и легкость в голове, она чувствовала – это ловушка. Тупик. А что делать? Идти работать в ларек? И получать копейки, да еще спать забесплатно с черным хозяином заведения, его бесчисленными братьями и родственниками. Такова ларечная судьба. Нет, тоже не годится. Найти денежного мужика? Не подворачиваются. Как быть?.. Лизе повезло. На нее положил глаз Седой.

Но это случилось позже. Сперва в ее личной жизни царил мальчик Дима – красивый, безмозглый жеребец. Лиза знала его со второго класса. Он был на три года старше и не давал одноклассникам таскать ее за косы. Когда она была в девятом классе, после похода на дискотеку между ними случилось то, что должно было случиться.

Лиза любила телесериалы и любовные романы, не прочь была помечтать о светлой любви и о своем принце. А мальчик Дима с каждым годом все больше расходился с ее идеалом. Он становился к ней все более равнодушным и грубым. С утра до вечера он смотрел по видику боевики, лопал анаболики и тягал в подвале железные блины. Лизе порой начинало казаться, что гриф штанги он гладит с большим удовольствием, чем ее шею. А еще Дима становился денежным, крутым мальчиком. Он устроился работать в бригаду.

Раньше «пойти в бригаду» означало надеть рабочий халат, взять в руки гаечный ключ или малярную кисть и жить от зарплаты до аванса. Сегодня понятия несколько сместились. Сегодня это значит нацепить кожаную куртку, взять в руки финку или пистолет и жить от наезда до наезда. А бригадир в наказание лишит не прогрессивки, а здоровья или даже жизни.

В бригаде мальчик Дима был «шестеркой», притом «шестеркой» услужливой, мечтающей выбиться хотя бы в валеты. Лизу он все больше считал своей собственностью, искренне недоумевал, когда она пыталась встать на дыбы и доказать обратное. Он всегда был готов выслужиться перед начальством и преподнести ему взятку. Какую? Лизу!

Пахан с самого начала положил глаз на Лизу. Может, оно было бы и неплохо. Мальчик Дима начал не только надоедать, но и просто осточертевать. Любовь ушла, вожделения в последнее время этот надутый матрас почти не вызывал. Пахан же был мужик денежный, авторитетный, бетонно-непрошибаемый. Но… Но очень противный. Демонстративно гнилые зубы, отвисшее пузо, волосатые руки. Жуткий сленг – смесь старомещанского с новоуголовным жаргоном. Время от времени он изображал светские манеры, но приобрел он их явно на дешевой распродаже. Он бы выглядел комично, если бы не был жутким, способным на многое субъектом. В постели он превращался в необузданное животное – подобные эротические радости Лиза могла бы найти разве что в обезьяньем вольере.

Лиза не раз хотела послать всех к чертовой матери. Но понимала, что действительно стала собственностью бригады. А к собственности и отношение соответствующее – о дорогой хрустальной вазе можно заботиться, смахивать с нее пыль, но можно и разбить в сердцах, когда настроение плохое. Лиза начала смиряться с судьбой и уже готова была со временем превратиться в эдакую воровскую Мурку. Теперь такой Муркой быть вовсе не плохо. Это раньше – сиди на прокуренной малине и таскай братве самогон. Сегодня же у тебя будет все – меха, турпоездки, машины. Финансовое состояние бригады шло вверх, общак полнился.