Ангел Аспида

Ранее он полагал, будто люди подобны декорациям созданные для его глаз. Но это не так, ведь они слишком сложны для цветного картона. Поэтому у него порою возникало чувство, будто они за ним следят, все без исключений, всех интересует лишь он, они читают его мысли, они судачат о нем, их разговоры лишь о нем, они смеются над ним, печалятся его горю, люди созданы для него одного. О насколько чудовищной была та мысль, то помутнее разума души, в эти минуты Аспид искал уединения, дабы более никто не следил за каждым его движением или словом. Побывав в городе, он видел толпы людей, которые сидели на лавочках и перешептывались о нем, определенно над ним смеялись девушки. О как же они потешаются над моим уродством – думал он, словно всем людям был важен только он, все их мысли лишь о нем, это льстило ему, превозносило, но и унижало, ведь им смешно лицезреть его жалкую жизнь. Всюду его преследовали оценивающие взоры, однако может на самом же деле, он был всем безразличен, для тех, кому его змеиная персона не приносит выгоду. Однако Аспид рассудочно примечал некоторую странность в людях, может быть, он видел Ангелов, которые записывают всю его жизнь. И один Ангел совсем рядом, ощущается ее тепло, ее покровительство. И в этом хаосе собственных мыслей, реальностей и сумасшествий он жил, порою, не умея различить истинное от ложного, мечту от яви. Он постоянно слонялся от одного угла к другому, либо он безразличен людям и они считают его мертвецом, призраком, либо он для них неведомое существо, которое невозможно познать, но они пытаются, они может быть тайно боготворят Аспида, или уничижают его. Он видел как живут люди, суетятся, грешат, каются, освящаются, и неужели в них нет тех безумных мыслей, что живут во мне, неужели их не мучает мания преследования, та демоническая гордыня, или та смирительная кротость, неужели они не испытывают ту божественную жажду творить, ежеминутно, что-то создавать, те нескончаемые образы, мысли, мечты, неужели они не слышат те стенанья мира, которые сдавливают барабанные перепонки, неужели они не никогда не видели свет божества, свет Небес, неужели они, создания Божьи, могут сомневаться? Неужели им чужда и любовь моя, которая поглотила не только мою жизнь, всего меня, но и мою вечность. Душа бессмертна, но для чего бессмертная душа без любви, о лишь любовь предает смысл бессмертию, смысл самой вечности в любви, и я преисполнен благодати, исполнен тою святостью чувств, неужели и в людях царствует та царица милосердия. И это лишь малая часть, что есть моя душа, неужели и вы таковы как я, но по вашему виду, по вашему поведению так не скажешь, или вы лишь прикидываетесь простыми, незамысловатыми. О, должно быть ваши души куда более величественные и многогранные чем моя, или лишь я безумен – непомерно глубинно размышлял Аспид. Он то возвышал себя, то унижал, этот нескончаемый спор мучил его, временами он видел мир, понимал мир, и в ту же долю секунды, он не понимал, где сейчас живет, как он оказался здесь, кто эти существа, и кто он. Аспид – так ему говорили, и юноша почему-то верил им.

Душу человека не постичь. Аспид мог бы на своем примере понять это, вспомнив все свои мысли и желания, приступы творчества, которые казались не от мира сего, так кто он тогда, лишь орудие, слуга Божий, и Ангелы его наставники. Но к чему он призван, о сколько всего было неведомым для него, его собственная душа есть кладезь безграничный, а он горделиво возжелал покорить чужие души, не покорив свою. Им правило отчаяние и только в таком опустошительном состоянии духа, Аспид обретал всесильную силу надежды, которая ниспосылалась ему свыше, ради некоего возрождающего замысла. И когда безумства на время успокаивались, он исполнял предначертанное, он отворял уста и говорил.

– Милая Сара. – мягко начал он. – Помните вашу бабушку по материнской линии, которую признали больной, лишь потому, что та увлекалась собиранием мягких игрушек, всевозможных ковров, детских книжек, также она была не прочь прикупить несколько флакончиков духов, и значков, в общем, ее скромная пенсия уходила на приобретение сей бесполезных для быта предметов, но для сердца, весьма пленительных. Может статься, в своем детстве она была лишена всего этого, потому успокаивала себя в старости, либо она настолько была одинока, что страдая от одиночества, создавала себе дружную компанию из цветастых вещиц. Психотерапевт признал ее больной, но сам врач разве не имеет в своем жилище многочисленное собрание книг по медицине, и это можно назвать фанатизмом. Если это не несет вред окружающим, то для чего на весь мир оглашать о якобы патологическом умственном расстройстве старушки. Но та страсть причиняет вред ее душе. Она живет вещами, забывая о близких людях, о любви, о дружбе. Те игрушки безмолвны и бездушны, они почти бесполезны.

Сара отложила бусы подальше от себя, а Аспид и не ожидал другого поворота винта.

Девушка, охваченная одиозным бедствованием игривости, не пожелала принять тот злосчастный пример на себя, решив отвлечь юношу, перенаправив его карающую мысль.