Андрей Столяров

И вдруг покраснел, так что брови у него стали казаться седыми. И Лиза тоже неожиданно покраснела, словно до самых глаз ее затопил пылкий сердечный жар. Тогда она откинулась на сиденье и, повернувшись к окну, стала бездумно смотреть, как выворачивают навстречу, а потом уплывают назад граненые ря­ды новостроек. Вот провалилась в небытие последняя многоэтажка, за ней потянулся луг, как будто плохо побритый, поросший пучками сорной травы, сквозь которую проглядывала иногда цветочная желтизна, а далее, уходя ребрами в горизонт, начали вращаться бесконечные капустные грядки — поля какого-то агрохолдинга «ЮТМ», как пояснял высящийся на обочи­не броский рекламный билборд. Она немного расслабилась. Вот так бы ехать, ехать и ехать неизвестно куда, погружаясь все глубже и глубже в прощальный осенний зной, и чтобы не­то­ропливо сменялись за окном поля, реки, леса, и чтобы не бы­ло в голове ни единой мысли, и чтобы внутри этого зноя, точно ме­ло­дию, со­бранную из скопления нот, чувствовать конвекцию не­тер­пенияе, исходящую от напряженного Павлика. Интересно, что у них будет? Она вспомнила, как около года на­зад почти три ме­сяца, дура такая, бредила Костей Пальчиковым, или по­про­сту — Палец, баскетболист из параллельного класса: высо­кий, легкий, движется, как будто танцует, непрерывно улыбчи­вый, девчонки исходили на писк при одном виде его, и уже — в юношеской ко­манде города, на уроках-то почти не бывал: то у него сборы, то тренировки, то соревнования. У Лизетты слабели коленки, когда он проходил ми­мо, так хотелось, чтобы обхватил ее, плотно прижал к себе. Пусть даже у всех на глазах. Острое сексуальное помешательство, как выразилась Марусик. И вот однажды решилась — сама подошла к нему, строго сказала: «Па­лец, я тебя провожу». И всю дорогу он ей рассказывал про свой баскетбол: как он закручивает что-то там, и как подсекает, и как он долго осва­ивал какой-то «длинный нырок», и как его два раза чуть было напрочь не поломали, и как он летом поедет на товарищеский матч в Германию. У парадной остановились, она посмотрела ему в ожидающие глаза и произнесла, будто отре­зала: «Ну ты, Палец, тупой»… Разозлилась не столько на него, сколько на себя саму: дура и дура. А далее как рукой сняло: Палец потом раза два к ней подходил, отвечала ему: «Нет-нет, Пальчик, сегодня никак не могу».

С Павликом, конечно, у них будет иначе.

Все же полной расслабленности что-то мешало. Будто мучительно ползла по спине тяжелая, холодная капля воды. Ли­зетта догадывалась, что это на нее опять смотрит Сынок. Подсел он на За­городном, возле Технологического института, и солидно, бас­ком представился ей как Грегор, хотя Павлик тут же шепнул, что на самом деле его звать Гавриил. Сынком же она его обо­значила потому, что когда дядь Леша притормозил, увидев его, то насмешливо произнес: «Ну, здравствуй, сынок». И в ответ прозвучало такое же ироническое: «Здравствуй, папаня». Зато Тетка ощутимо обрадовалась: «Все-таки решил с нами ехать. Ну — молодец!» Так вот, когда Гавриил-Грегор-Сынок усаживался на свободное место, он как-то быстро и очень ловко ощупал Лизетту взглядом. Именно что ощупал, словно прикоснулся ру­ками. Она вся вспыхнула и, чтобы не показать этого, притворно зевнула. Почувствовала себя раздетой. Потом, чуть позже, за­метила, как он по­косился на Павлика и презрительно усмех­нулся. Видимо, сразу решил, что тот ему в данном случае не конкурент. Чем-то он походил на Пальчика-баскетболиста, тоже высокий, спортив­ный, с яркими от веселой наглости, выпуклыми глазами. Своя фирма по экспорту или импорту чего-то такого. Ему-то зачем эмигрировать? Вот вопрос. У него вроде и так все в порядке. Или нет? Ей смутно припомнилось, что Пав­лик как-то сказал, будто бы Сынок именно за последний год сильно увяз — то ли он кого-то не того кинул, то ли, напротив, кинули его самого. И вот - решил одним махом избавиться от кучи проблем… А за­чем, скажите, эмигрирует Тетка? Заведует целым отделом в Тор­говом центре, и не где-нибудь в глухих ново­стройках, а в приличном районе, у Пяти углов: Владимирская площадь рядом, Литейный, Невс­кий проспект. По­бря­кушками — браслетами, ожерельями — уве­ша­на как новогод­няя ель. Ей-то чего не хватает здесь, на Земле? А не хватает ей, видимо, вот чего: хочет иметь свой соб­ственный магазин, рас­считывает, что на Терре сумеет его создать. И ведь создаст, кто ей там запретит, и с помпой откроет, и усядется в нем, растопырив тяжелый зад. Лизетта сквозь дре­му, которая на­ползла на нее, явст­венно услышала голос отца: «Если на Терре возникнет психологически тот же набор людей, то и проблемы в этом сооб­ществе возник­нут точно такие же. Они их просто воспроизве­дут».

Прав он был, прав, как всегда.

А зачем едет она сама?