Андрей Столяров

Между тем именно в это время стало понятно, что электоральная атмосфера у нас коренным образом изменилась. В республиканской партии, где, несмотря на все бодрые заявле­ния, царили уныние и разброд, начал стремительно выдвигать­ся некий эксцентричный миллиардер, которого поначалу ни­кто, в том числе, каюсь, и я, серьезно не воспринимал. У него была «киношная» (что неплохо для рейтинга) фамилия Гамб, которая звучала в эфире звонко и ясно, как удар молоточком в гонг. Такой же звонкой и ясной была его предвыборная программа. Собст­венно — вот парадокс! — никакой реальной программы у Гамба не было. Сразу же бросалось в глаза, что он не разбирается ни в международной политике, ни в экономике, ни в социальных вопросах. Здесь он был, по выражению одного из газетчиков, «полный ноль». Зато у него была странная смелость пре­небрегать всеми правилами политкорректности и говорить об американских проблемах так, как не отваживался ни один из кон­курирующих с ним кандидатов. Гамб делал просто самоубий­ственные заявления. Он обещал построить на границе с Мексикой стену и тем самым пресечь поток нелегальных иммигрантов, текущий в страну. Это вызвало протесты со стороны мексиканцев, живущих в Америке, между прочим — очень большой и очень влиятельный электорат. Он обещал запретить въезд в Соединенные Штаты всем мусульманам, и в результате вызвал протесты уже со стороны мусульманских общин. Он пренебрежительно отзывался о женщинах, и несколько шумных феминистских ор­ганизаций тут же обвинили его в грубом и вульгарном сексиз­ме. Каждое из таких высказываний, мгновенно подхватываемое и раздуваемое национальными СМИ, которые по большей части контролировались демократами, могло бы насмерть убить любого другого участника этого марафона, но Гамбу, как ни уди­ви­тельно, было все нипочем. Казалось, его оберегает некая невидимая рука: сам он без ложной скромности называл это «божест­венным про­мыслом». Рейтинг его стремительно рос. Он по­тер­пел не­ожи­данное поражение на праймериз в Айове, где все про­гнозы пред­рекали ему твердый успех, но одержал, что гораздо важ­нее, блистательную победу в Южной Каролине и Нью-Гэмп­шире. Он проиграл в Канзасе и Мэне, но в мартовский «супер­вторник», праймериз сразу в одиннадцати штатах, получил боль­шинство го­лосов аж в семи, чего никто не предвидел. Конкуренты его от­падали один за другим. Они упархивали с дистан­ции, как воро­бьи, завидевшие тень кошки. И даже когда ряд вид­ных деятелей республиканской партии заявил, что они не бу­дут поддерживать Гамба на президентских выборах (факт небывалый: республи­канцы выступили против собственного кандида­та), это уже не мог­ло его остановить. За Гамба дружно прого­ло­совали Кентукки и Луизиана, ему отдали свои голоса Аризона, Гавайи, Миссисипи и Мичиган, крупнейшую победу он одержал в штате Нью-Йорк, продемонстрировав уверенное превосходство практически во всех из­бирательных окру­гах. Это было поистине триумфальное шест­вие, это было на­ступ­ление подлинного из­бран­ника, сметающего все на своем пу­ти, многими это рассмат­ри­валось как знак свы­ше, и в конце кон­цов на съезде, состояв­шемся в середине лета, Великая Старая Партия официально про­воз­гласила его своим кан­дидатом на пост президента Аме­рики.

Поначалу я следил за всем этим вполглаза. Гамб казался мне калифом на час, который исчезнет как только избирателям приестся его клоунада. Такое неоднократно было в нашей истории. Однако через некоторое время я с удивлением сообразил, что невольно начинаю восхищаться энергией этого человека — его отчаянной смелостью, его брутальной и независимой прямотой, тем упорством, с которым он преодолевает любые пре­пятствия. Я даже, как, вероятно, и многие американцы, постепенно стал верить, что его предвыборный лозунг «Вновь сде­лаем Америку великой!» — это не пустые слова. Гамб не ерни­чает, просто чтобы привлечь публику. Он действительно может вернуть нашей стране утраченное величие, прежние честь и гор­дость, основанные на общечеловеческих идеалах.