Андрей Столяров

Он жмет руки и отвечает на приветствия встречных. Коридор за эти минуты претерпевает поразительные изменения. Сюда Андрон шел — ни одна муха не прожужжала: пустота, эмаль белых дверей, хранящих государственные секреты. Теперь же двадцатый, наверное, человек, вынырнувший из кабинета как бы по делу, со значением в голосе сообщает, что рад его видеть. Сколько искренних, доброжелательных восклицаний, сколько то­ропливо протянутых дружеских рук. Они уже знают, думает Андрон, приветливо улыбаясь в ответ. Прошло тридцать секунд, не больше, а они уже знают, что Скелетон мою работу одобрил. Прямо какие-то излучения просачиваются сквозь стены. Какие-то бюрократические нейтрино, распространяющиеся со скоростью света.

И не то чтобы ему это не нравилось. Нет, на данном этапе — это громадный карьерный плюс. Это гарантия, что в ближайшее время он не слетит. И все же внутри у него что-то ноет, что-то побаливает, будто воткнулась туда заноза, выточенная изо льда.

Андрон знает, что это надолго.

До тех пор, пока все не станет предельно ясным.

Вот только когда это произойдет?

«Так что же такое я Скелетону сказал? — думает он, направляясь к лестнице. Что я ему такое сказал, черт меня побери? Что я ему сказал? Ведь я же явно подкинул ему какую-то очень неплохую идею…»

9

«Инцидент первого дня», как он был на­зван впоследствии, до сих пор служит предметом ожесточенных дискуссий. Одни экс­перты, видимо под впечатлением фильмов типа «День независимости», рассматривают его как прямую агрес­сию пришельцев против Земли. Дескать, арконцы сразу же по­пы­тались взять под контроль сознание большой группы людей, и не просто людей, а представителей властных и когнитивных элит, и через них навя­зать свою волю всем остальным. К сча­стью, им это не уда­лось. Земляне в подавляющем боль­шинстве ока­за­лись устойчи­выми к воздействию зомбирующего «пси­хогенного по­ля». Зато те­перь стали пре­дельно ясны планы «галактических ок­ку­пан­тов» — они наме­рены превратить человечество в стадо по­кор­ных рабов.

Другие эксперты, напротив, считают, что это была лишь неудачная попытка тестирования. Арконцы попробовали таким образом выявить, насколько их психика совместима с психикой человека и можно ли на этой основе установить с людьми прямой (экстрасенсорный) контакт. Впрочем, в подтексте речь здесь тоже идет об агрессии, ведь тестирование, как оно было осуществлено, проводилось без ведома и разрешения реципиентов.

Обе точки зрения, хоть и были официально отвергнуты, но легли мрачной тенью на последующие события.

Сейчас трудно сказать, кому пришла в голову светлая мысль превратить первый раунд переговоров в торжественный и вдохновляющий це­ремониал, в общеземной Праздник Контакта между арконцами и людьми. Вероятно, здесь сработала компен­сация за довольно-таки глупое стояние делегации Генераль­ной Ассамблеи ООН при посадке арконского модуля, когда к вели­кому разочарованию всех, из него так никто и не вышел. (Ар­концы в конце концов известили, что им необходимо время для адаптации к земной атмосфере.) Ну да это неважно. Подготовка к прибытию звездных гостей и без того была исключительно напряженной. Мы, и прежде всего наш Технический комитет, испытывали острейший дефицит времени. Согласно расчетам арконцев они должны были выйти на орбиту Земли всего через месяц после установления радиосвязи, и, кстати, группа физиков Массачу­сетского технологического института, исходя из рас­стояния от Земли до Марса, уже попыталась — в первом приближении, разумеется — нащу­пать возможные принципы движения ино­планетного корабля. Я в физике мало что понимаю, и потому в данную проблему вда­ваться не буду, зато видев многое своими глазами, могу твердо сказать, что Технический коми­тет, отвечающий за материальную сторону под­готовки, с первой же отмашки флажка работал в режиме непрекращающегося ав­рала. В зоне прибытия (пятьде­сят километров от Напалеба) мон­ти­ровались ячеистые, как соты, огромные геодезические купо­ла, возво­дились кор­пуса трехэтажных гостиниц для экспертов и технического персонала, оборудовался мощный центр свя­зи, накатывались асфальтовые дорожки, высаживались вдоль них пальмы и цветники, копались рвы, укладывались трубы и кабе­ли, создавался в отдельном секторе обширный транспорт­ный парк, бурились артезианские скважины для воды. Воды у нас вообще катастрофически не хватало. Та, что начали качать из во­до­носных пластов, имела какой-то специфический минераль­ный состав, пить ее без сложной очистки было нельзя, она исполь­зовалась только для технических нужд. Из Напа­леба, где были пробиты скважины к другому пласту, ежедневно прибывал громадный автопоезд цистерн. Все равно норма вы­дачи питьевой воды ограничивалась лишь четырьмя литрами в день. На жизнь, в общем, хватало, но, как я понимаю, нерви­ровало нашу администрацию тем, что в случае каких-либо не­пред­виденных обстоятельств мы могли продержаться на аварийных запасах не более двух-трех суток.