Андрей Столяров

Мне перед Андроном неловко. Я почему-то уверен, что если попробую скрыться под Куполом, то меня защитное поле легко пропустит. Но ведь оно не пропустит ни Андрона, ни Сару, ни любого другого, кто вдруг захочет найти там спасение. Без визы, без предварительного арконского разреше­ния внутрь Купола не проникнет ни­кто. Не знаю, откуда у меня такая уверенность появилась. Быть может, это Виллем исподтишка, через экстрасенсорный ка­нал, предосте­регает нас от опрометчивых действий. А быть мо­жет, это просто я сам научил­ся через тот же канал понемногу «считывать» наме­рения аркон­цев. В конце концов не все ли рав­но? Важно, что уверенность эта четкая, внятная, не вызы­вающая никаких сомнений. Вместе с тем Андрон меня прямо-таки поразил. Вот уж не ожи­дал, что он — именно он! — запросит визу на Терру. Кто угодно, только не Ан­дрон Лавенков. Воистину человек — это умопомра­чи­тельная загадка. Никто не знает, что у него внутри. Если некое существо выглядит словно кошка, ведет себя словно кошка и мяучит как кошка, то это кошка и есть. И если человек называет себя чи­новником, имеет статус чиновника и ведет себя как чиновник, то это тоже — чиновник и есть: частично одушевленный, департаментский функционал. Какие вопросы тут могут быть? И вдруг функционал начинает вести себя, как живой человек… Секундой позже я все же соображаю, что это так, да не так. Если Андрон говорит «замолви словеч­ко», то это как раз типичное высказывание чиновника, нисколько не со­мнева­юще­гося, что везде — блат. С другой стороны, если уж бе­гут с Земли такие, как Андрон Лавенков, значит, здесь действи­тельно — все. Финал, спасения нет. Чутье чиновника, вырабатываемое годами, нельзя сбра­сывать со счетов.

Я не знаю, что можно ему ответить.

Но ответ, как тут же выясняется, и не нужен.

Сара вдруг быстро и при этом бесшумно перекатывается назад и, выставив автомат, приглушенным голосом спрашивает:

— Кто здесь?

— Не стреляйте!.. Свои!.. — раздается сразу на двух языках.

Песчаные неровности метрах в пяти от нас вдруг оживают и превращаются в двух людей, струящихся по земле точно ящерицы. Оказавшись под прикрытием грузовика, они усаживаются, и передний докладывает:

— Капитан Фарков, сержант Загарко, российская армия. У нас — вертолет, вывезем вас в Оман…

— Как-как? Капитан Фарков? — Сара неожиданно фыркает.

До меня доходит с некоторым опозданием, но потом я все же улавливаю, в чем тут дело. По-английски это звучит как «фак офф», в самой мягкой, литературной трансляции означает: от­вали или отстань. В действительности — гораздо грубее. Капи­тану такая реакция, видимо, не впервой, поскольку, не обращая внимания, он указывает большим паль­цем назад:

— Нам туда… — Поворачивается к сержанту. — Серый, раненый — на тебе!

— А почему мы вас не слышали? — с подозрением спраши­вает Сара.

Капитан пожимает плечами:

— Наука умеет много гитик.

— «Имеет», — автоматически поправляет его Сара.

Вот она и прокалывается на знании языка.

Кажется, никто, кроме меня, этого не замечает.

— Это у вас «имеет», а у нас, в России, «умеет», — говорит капитан Фарков. — Так что, будем дискутировать или хотите жить?

— За нами идут вертолеты армии США. Они будут здесь примерно через двадцать минут…

Капитан опять пожимает плечами:

— Мы, разумеется, не можем насильно забрать с собой гражданку Америки. Оставайтесь, если вам и тут хорошо. Но у нас — тяжело раненный, мы ждать не будем…

— Старший агент Роттербек! — начальственным тоном произношу я. — Вам приказано не отходить от меня ни на шаг. Выполняйте приказ!

На Сару это действует как удар кнута. Она не понимает, откуда я могу знать ее звание и подлинную фамилию. Хотя, надо отдать должное, быстро приходит в себя.

— Ладно!.. Поехали!..

Сержант за это время успевает очень ловко, не поднимаясь, перевалить себе на спину Лавенкова, образовав как бы сэндвич из двух человек.

— Ты, браток, только не умирай… Дотащим… Тут — всего ничего…

Стараясь держаться под прикрытием грузовика, мы огибаем дымный, пылающий склад. За ним стоит вертолет, весь черный, острой мордой похожий на хищную глубоководную рыбу. Ранее его не было видно из-за всплесков огня. Наверное, потому и присоседились здесь, молодцы!

— Живее!.. Живее!.. — торопит нас капитан.

Из вертолета выпрыгивают еще двое бойцов.

Лавенков стонет. Ноги его, оставляя борозды, волочатся по земле.

— Потерпи, браток, уже все, все, скоро… — успокаивает сержант.

Прямо над нами взлетает ракета и фотографическим, магниевым сиянием превращает все в графику лунных теней. Бледным и каким-то бесцветным становится даже огонь. Одновременно сбоку раздается беспорядочная стрельба и, повернув голову, я вижу группу хазгаровцев, бегущую к нам. Их человек пять или шесть… Нет, кажется, больше… Они безумно кричат… Арабский я понимаю плохо и выделяю только известное всем «Аллах акбар!»…

— Твою мать!.. — тоже кричит капитан. — Бегом!.. Все — бегом!.. Горбунков, помоги!..