Андрей Смирнов

началась, если б один из приближенных эмира Альмансора не развернул против него свои войска...

— Хочет сам называться эмиром?

— Какое там... — Ги махнул рукой. — У эмира войска в десять раз больше. Никто не может

понять, на что надеется этот мальчишка... Юсуф, кажется, его зовут... В переговоры он ни с кем не

вступает, а командует своими людьми на редкость бездарно. Эмир его, конечно, раздавит, но на это

потребуется некоторое время. Так что оборачивайся поскорее. К самой потехе приедешь.

Я покачал головой:

— Не могу. Я ведь дал Родриго слово, что прослежу, чтобы с Анной все было в порядке. Так

что какое-то время придется пожить в Лангедоке.

Ги   огорчился.   Но   данное   слово   (слово,   которое   один   благородный   человек   дал   другому

благородному человеку) — это вещь серьезная.

* * *

Мы расстались на перекрестке дорог. Ги поехал на запад, в Сариньену, я — дальше на юг, к

замку Альгарис. Снова, как и в начале моего путешествия, в Лангедоке, я был один в незнакомой

стране, без спутников и друзей. Только верный Тибо, мой пузатый Санчо Панса, следовал за мной.

По дороге я думал о племяннице Родриго. Как она выглядит? Сколько ей лет? Путешествие с

приятной   молодой   девушкой   может   доставить   немалое   удовольствие.   И   я   уже   его   предвкушал.

Почему-то я был уверен, что родственница Родриго именно такова. Среди испанок много красавиц

даже в низших сословиях, а уж среди благородных...

Без всяких приключений мы добрались до реки Эрбо и переправились через нее, наняв лодку в

одной из прибрежных деревень. По пути я пытался расспросить о замке Альгарис и о его хозяйке, но

не   слишком   успешно.   Дорогу   мне   показывали,   но   не   более.   Местные   жители,   похоже,

недолюбливали чужих и всячески уклонялись от разговора. Так думал я, пока не увидел замока…

Вернее, развалины замка.

Его   взяли   штурмом.   Причем   относительно   недавно:   и   года   не   прошло.   Правая  стена  была

полностью разрушена, две башни из четырех разбиты. Донжон дочерна обгорел. Я не стал лазать по

руинам:   ясно,   что   никого   живого   там   не   было,   а   все,   чем   побрезговали   победители,   наверняка

растащили крестьяне из местной деревеньки.

А вот с ними я был не прочь потолковать.

Но   они   со   мной   —   нет.   Стоило   мне   задать   вопрос   о   замке,   как   эти   люди   становились

глухонемыми. И даже серебряная монета не могла развязать их языки.

Я  так  ничего  и  не выяснил,   пока  не наткнулся  на  араба,  дом которого   стоял  в  стороне  от

деревни.   Араб   был   христианином,   о   чем   красноречиво   свидетельствовал   железный   крест,

выставленный напоказ, поверх рубашки. Вообще, в Испании можно было встретить множество ему

подобных — мавров, принявших христианство, или европейцев, перешедших в сарацинскую веру. За

пять столетий беспрерывных войн тут все перемешалось...

— Этот пес разорил их, — вызывающе посмотрев на меня, процедил араб.

— Какой пес?

— В этих землях есть только один пес, кабальеро.

— И кто же он?

— Дон Альфаро де Кориньи, будь проклято его имя!

— Я вижу, ты его сильно ненавидишь.

Мой   собеседник   прищурился,   как   это   умеют   делать   только   арабы.   На   лице   его   отчетливо

читались ярость и ненависть.

—   Мой   брат   был   человеком   дона   Яго   Альгариса,   —   сказал   он   наконец.   —   Ему   не

посчастливилось — он остался в живых, когда этот дьявол взял замок.

— И что же стало с твоим братом?

— Его колесовали, как и других людей дона Яго. Так же поступили и с самим доном — да

благословит Господь саму память об этом человеке!

Да, невеселая история.

— В замке жила благородная девушка, — сказал я. — Ее звали Анна. Что произошло с ней?

— Вы говорите о племяннице дона Яго, кабальеро?

— Да.

—   Про   то,   что   с   ней   стало,   лучше   и   не   спрашивать.   Да   покарает   Господь   этого   дьявола

Альфаро…

— Она мертва?

— Я не знаю, кабальеро. Ее увезли.

— Значит, она в замке Альфаро?

Араб оглянулся и осенил себя крестным знамением:

— Лучше не произносить лишний раз этого имени.

Я усмехнулся:

— Почему? Опасаешься, что он может услышать?

— Да, — с самым серьезным видом ответил этот человек. — Он колдун и сын Иблиса... то есть

Сатаны. Говорят, его отец вызвал Сатану и подложил под него свою жену — и от того союза жена

его и понесла...

Я   снова   усмехнулся.   Ну   конечно,   прямо   от   Сатаны…   На   следующий   день   после   смерти

Роберта де Вигуэ я услышал от торговки яблоками подробный рассказ о том, каким первоклассным

колдуном был Роберт Волк и как он мог по желанию превращаться в волка или в птицу. Похоже,

здесь было то же самое. Видимо, сознание простого человека этой эпохи не допускало мысли, что

тот   или   иной   мерзавец   может   быть   просто   мерзавцем.   Нет,   он   обязательно   должен   быть   еще

вероотступником и колдуном. Как же без этого...

— Расскажи-ка мне еще что-нибудь об  этом...  ммм...  колдуне. Где  он живет,  насколько  он

богат, могуществен?

Араб еще раз огляделся. Задержал взгляд на дверях своего дома. Когда он снова посмотрел на