— ...Кроме того, — продолжал барон, — это ведь Божий Суд. И Господь, по-моему, вполне
определенно высказал свое мнение.
Легат с ненавистью посмотрел на хозяина замка.
— Мы уезжаем из этого проклятого места. Немедленно. И обещаю вам, барон, я приложу все
усилия, чтобы курия узнала о том, что творится в вашем Лангедоке и как здесь попирают все законы
Божьи.
Он повернулся к Родриго спиной и зашагал в башню — собирать шмотки.
— Надутый индюк, — процедил барон вполголоса. — Эй, Жан! Выволакивай Иммануила из
подвала. Пусть катится на все четыре стороны.
Жан убежал, а Родриго подошел ко мне. Посмотрел, как Тибо перевязывает рану.
— Сильно он вас?
— Не слишком. Жить буду.
Барон помолчал:
— Зря вы его убили.
— А что было делать?
— Тоже верно...
Когда Тибо закончил возиться со своими тряпками, я, морщась, нацепил куртку. Припомнил,
сколько раз за последний месяц мне приходилось убивать и рисковать собственной шкурой. М-да...
При такой жизни недолго и калекой стать. Если вообще жив останешься.
Мы подошли к лежащему на земле Вильгельму. Глаза у него были полузакрыты, на губах
выступила кровавая пена. Он издавал какие-то неразборчивые звуки — то ли бормотал что-то, то ли
просто стонал.
— Отходит, — негромко сказал кто-то.
Я смотрел в лицо человеку, принявшему смерть от моей руки, и ощущал горечь и сожаление.
Бред, который нес Иммануил прошлой ночью — насчет голодных веков, требующих жертв и еще
насчет чего-то там, — весь этот бред вдруг перестал мне казаться таким уж бредом. Разве на самом
деле все обстоит как-то иначе? Вот и теперь один человек должен был умереть, чтобы другой мог
продолжать жить. Внезапно мне стало холодно и страшно.
...Кто-то настойчиво пытался протиснуться к умирающему, и люди посторонились, чтобы дать
ему пройти. Он прошел мимо меня, и я увидел его только со спины, но и со спины его нельзя было
не узнать — темные вьющиеся волосы, длинное платье, серый тряпичный плащ.
Отшельник посмотрел на умирающего, лежащего у его ног, и, негромко вздохнув, качнул
головой: мол, опять вы за свое... Он опустился на колени и положил ладонь на живот Вильгельму.
Через мгновение Иммануил встал. Взгляд его был спокоен и чист, когда он смотрел на лежащего
человека. А лежащий человек смотрел на него — с большим изумлением. Потом Вильгельм перевел
взгляд на нас. Он, видимо, никак не мог понять, что тут происходит и каким образом он оказался на
земле. Но взгляд у него был осмысленным и лишенным боли. Потом он поднялся и сел. Сам.
Кто-то из собравшихся негромко ахнул:
— Чудо... Чудо!.. Господи, он же...
Иммануил повернулся и направился к воротам. Я подумал и бросился за ним следом:
— Может, и меня заодно вылечите?
— Обойдетесь.
Он странно посмотрел на меня — с какой-то смесью жалости и разочарования. Внезапно все
условности, происходившие от того, что мы принадлежали к разным культурам и сословиям,
исчезли, и в целом свете остались только он и я.
— Я вижу, ты добился своего, — произнес он негромко.
— Не понимаю, чем ты можешь быть недоволен.
Он долго смотрел мне в лицо, а потом сказал:
— Помнишь, когда ты спрашивал, кто и зачем перенес тебя сюда?
— Да, — я кивнул, — помню. Ты не ответил прямо… Значит, все-таки — ты знаешь?
Он усмехнулся — без всякой, впрочем, радости.
— Я думаю, тебе еще расскажут об этом. — Иммануил помолчал несколько секунд, а потом
добавил странную фразу: — С Истиной и Ненавистью ты уже встречался. Осталась Сила. Впрочем,
ты еще можешь отказаться от этой встречи.
Я ничего не понимал:
— Какая Сила? От чего отказаться? Как?
Отшельник прикрыл глаза:
— Пройдет не так много времени, и тебе представится случай поехать в Испанию.
Согласишься — встретишься. Откажешься — встречи не будет.
— Встречи с кем? — осторожно спросил я. Но он говорил уже о другом:
— Ты чувствуешь себя правым. Ты совершил благородный поступок и можешь быть доволен
собой. Но ты не понимаешь... не понимаешь, какие последствия вызвал своим поступком.
— И какие же?
— Я говорил тебе. Выкуп не был принесен.
— Ну так иди и повесься на ближайшем дереве, если так хочется!!! — закричал я.
Моя бурная реакция не произвела на Иммануила никакого впечатления.
— Это ничего не даст, — сказал он тихо. — Это не та игра, в которой можно сжульничать,
которую можно переиграть или начать заново. Я проиграл это время. И теперь мне остается лишь
смотреть на последствия своего проигрыша.
Я помассировал виски. Вытер лоб. Постарался взять себя в руки и говорить спокойно:
— О чем ты говоришь? Какие последствия?! В мире постоянно кто-то умирает, кому-то
больно, кто-то стоит на грани отчаянья. Какая разница, кто умрет? Твой век все равно получит свою
жертву.
— Вот именно, — сказал отшельник. — Но лучше, если бы это был я, чем тысяча людей,
которые боятся смерти и встречают ее с ужасом.
— А ты ее не боишься? И встречаешь с радостью?
— Не боюсь. Смерти нет. А гибель тела надо просто перетерпеть.
Я расхохотался. Господи, о чем мы разговариваем?
— «Смерти нет»! «Надо просто перетерпеть»! Как просто это говорить! Посмотрел бы я, что