остальные лангедокские рыцари. Причин было несколько. Во-первых, Пабло был итальянцем, а
итальянцев сьер Ги считал низшей нацией. Во-вторых, мало кому из сопровождавших легата
рыцарей нравилась та работа, которой им приходилось заниматься. Не потому, что сами они были
еретиками. Напротив, тот же сьер был абсолютно убежден, что со всеми некатоликами следует
поступать «как мы с тобой — помнишь? — поступали с ними в Палестине». Но воплощать эти
идеалы в жизнь и исполнять в родной Европе, как он выразился, «обязанности шпиона и палача»
казалось ему несовместимым с рыцарским достоинством. Насчет «шпиона и палача» — это было
преувеличение. Справедливости ради надо отметить, что ни Ги, ни остальные сопровождавшие
легата рыцари ничем подобным, разумеется, не занимались, поскольку для этого в распоряжении
Верочелле имелись люди более низкого звания. Рыцари в свите легата присутствовали
исключительно для придания этой свите определенного веса. Но даже и такое положение безумно их
раздражало, и в первую очередь — сьера Ги, которому война за веру вообще виделась в
принципиально ином свете. Недаром же он был крестоносцем.
В очередной раз полаявшись с легатом, Ги и Годфри решили отвести душу и расслабиться в
каком-нибудь трактирчике. Причина же данной размолвки была проста: когда эта бравая компания
приехала в Безье, то виконт Роже, вовремя предупрежденный о появлении легата, свалил из
собственного замка, оставив дома еретичку жену, которая, усмехаясь в лицо легату, твердила:
«Извините, но в отсутствие мужа я вам ничем помочь не могу» и оказывала пассивное
сопротивление всем попыткам Верочелле проявить свое религиозное рвение.
По слухам, Роже отправился в Альби, и Верочелле кинулся за ним туда же. В Альби магистрат
с сожалением сообщил Пабло, что виконт Роже только что отбыл обратно в Безье. Надо ли говорить,
что, с проклятьями прибыв в этот город во второй раз, неуловимого виконта они не обнаружили?
Легат был в ярости, топал ногами, брызгал слюной и требовал, чтобы рыцари немедленно
отправились на поиски Роже.
«Он прячется где-то здесь, в городе! Я это чувствую! — вопил Верочелле. — Ваш долг перед
Богом и Папой — немедленно разыскать его!»
Рыцари спорить не стали, а отправились пьянствовать в город. Пить, находясь под одной
крышей с «этим дьяволом» (по выражению Ги), было невозможно, ибо он мог в любой момент
ворваться в трапезную и отравить все удовольствие своими воплями о «долге».
— ...Клянусь Иисусовой кровью, — говорил Ги, наливая нам всем еще по одной. — Клянусь
святейшей Иисусовой кровью и девственностью непорочной Девы Марии, не иначе как сам Господь
возбудил в нас с Годфри желание промочить горло в этой вшивой дыре!.. Андрэ!.. Сколько ж мы не
виделись, а?.. Четыре года!
— И куда же теперь намыливается господин легат? — поинтересовался я.
— А дьявол его знает!!! — взревел Ги, бухая по столу кулаком, в результате чего два пустых
кувшина опрокинулись и покатились по столешнице. Тамплиер уже порядочно набрался. — Клянусь
Пресвятой Девой Марией, один только дьявол и разберет, что на уме у этого итальяшки! Будет
ползать тут как крыса, все выискивать, вынюхивать, в каждую навозную кучу совать свой грязный
итальянский нос! Лично я так считаю, что если ты хочешь постоять за веру — езжай в Палестину,
парься там под солнышком, покупай за золото падальщину — потому как жрать больше нечего, —
вот тогда посмотрим, какой ты христианин!
— Падальщину? За золото? — На лице Годфри появилось выражение крайней брезгливости.
— Да не может быть!..
— Не может?.. — процедил Ги. — А вот постоял бы ты под Акрой, когда с одной стороны тебя
рвет Саладин, а с другой — со стен плюются греческим огнем, когда вонючие шлюхи перезаразили
сарацинскими болезнями половину лагеря, когда все срут кровью, а свежатину видят разве что во
сне, потому как уже третий год стоим под этим городом, дьявол его разбери, а благородный король
Ричард, гореть ему в аду, обменивается любезностями с Саладином — вот тогда бы ты иначе
заговорил, что может быть, а что не может!..
— Хорошо, хорошо, — замахал руками Годфруа де Фраго, обеспокоенный вспышкой своего
товарища, — да я верю, верю...
Но остановить храмовника так просто уже было нельзя.
— «Верю!» — передразнил он. — Легко попивать винцо и рассуждать, что могло быть, а что
не могло! И клянусь Богородицей, нам выпала еще не самая тяжелая доля, потому как тем, кто
тащился посуху через Сирию с Барбароссой, пришлось куда хуже. Все немцы — чванливые
говнюки, но в выдержке им не откажешь. Один мне рассказывал, что когда они перлись через
пустыню и пить было нечего, потому как вонючие турки отравили все колодцы, так они пили
собственную мочу!