Андрей Смирнов

заметьте,   уже   шесть   лет   воюю   не   иначе,   чем   только   если   я   сам   захочу   повоевать.   Никто   не

осмеливается покуситься на мои земли. Такой же логике следует и Он. Ему нужны только верные,

преданные слуги — и Он проверяет их, как проверял Авраама.

— Говорят, — заметил я, — что месяц назад какую-то вашу крепость осаждали мавры.

—   Было,   было...   —   Альфаро   улыбнулся   и   откинулся   на   спинку   кресла.   —   Вы   правы   —

исключения иногда еще случаются. Юсуф аль-Кейсар привел под стены Менханьо четыре тысячи

воинов.   Он   полагал,   что   этого   довольно,   чтобы   справиться   со   мной,   потому   что   у   меня   людей

значительно меньше. Он ошибся.

— В чем была его ошибка?

— Он был  слишком  самоуверен,  чтобы лично поговорить со мной.  И  я сумел  убедить его

воевать в другом месте.

— Да вы, оказывается, гипнотизер, граф, — лениво протянул я, отщипнув кусочек поросенка.

— А что такое «гипнотизер»? — заинтересовался Альфаро.

Я объяснил.

В глазах дона Альфаро мелькнули насмешливые огоньки.

— Похоже. Вам мой рассказ уже наскучил?

— Нет, что вы! Продолжайте.

—   Вся   разница   между   человеком   и   Богом,   дон   Андрэ,   состоит   только   в   размере   личного

могущества. В остальном мы очень похожи. Ведь не зря же говорится, что Он сделал человека по

образу и подобию своему.

— И что из всего этого следует?

— Я уже говорил о равновесии между светом и тьмой — равновесии, на котором изначально

был основан наш мир. Бунтовщик равновесие нарушил. Он нашел способ — простой, хотя и весьма

болезненный,   —   снять   часть   груза   с   одной   из   чаш   весов,   издревле   пребывавших   в   устойчивом

положении. Весы отклонились в другую сторону, и, если бы настоящий властитель мира пребывал в

бездействии, движение стало бы необратимым...

— Ну и что плохого? Жили бы все долго и счастливо. Все друг друга любили бы и были бы

довольны. Что в этом плохого?

Я развлекался. В его философско-религиозные домыслы я не верил ни на грош.

Альфаро то ли не замечал моего настроения, то ли не принимал его во внимание. Может, ему

просто хотелось поговорить.

— А вы представьте себе, что будет, если солнце перестанет заходить и ночь не будет сменять

день. Останется только свет, не будет тьмы. Долго ли вы проживете в таком мире?

—   Ладно,   пусть   тьма   останется,   —   разрешил   я.   —   Но   что   плохого,   если   исчезнут   зло   и

страдания?

— Застой, — сказал Альфаро. — Человек, живущий в мире, где нет зла, никогда не будет

пытаться достичь чего-то большего.

— Вы так полагаете?

—   Уверен.   Человек   —   ленивое   животное.   Если   дать   ему   все   то,   что   он   хочет,   он   так   и

останется ленивым животным. А вот когда ему чего-либо не хватает, он вынужден напрягать свой

разум или хотя бы мышцы, чтобы этого добиться. На этом основано  все, чего достигло человечество.

Других побуждений у него  нет.

Я пожал плечами:

— Ну хорошо, допустим. Что дальше?

— Когда Мастер увидел, что сотворил бунтовщик...

— Постойте! Мастер — это...

— ...одно из имен Творца. Великий Мастер. Так вот, когда Он увидел, что устроил бунтовщик

и   осознал,   какие   последствия   это   вызовет,   Ему   пришлось   выправлять   положение.   Сначала   Он

подчинил Церковь бунтовщика — сделал из нее Свою Церковь. Ведь суть не в том, в какие догматы

верит тот или иной человек, а том, чем этот человек является и кому отдает духовную дань своих

поступков,   мыслей  и побуждений.   Так что  переродить  Церковь и  подменить Истину раболепием

перед канонами и священноначалием было не так уж трудно. Но этого было мало, поскольку в мир

было  выброшено огромное количество беспричинного  Добра. Мастеру пришлось  компенсировать

его   равным   количеством   беспричинного   Зла.   Ему   пришлось   забыть   о   том,   что   Он   может   быть

добрым и действовать,  в  основном,  в своей темной ипостаси.  Так,  например,  появились ведьмы.

Ведь ведьмы, подписывая договор с Ним, обязуются в обмен на полученную силу время от времени

насылать порчу и мор — без всякой причины. Это просто часть их работы, их обязательств.

— Договор? — переспросил я. — Вы, вообще, о ком говорите, Альфаро? Мне казалось, мы с

вами говорим о Боге. А договор с ведьмами... Разве этим не дьявол занимается?

— Любезный  дон  Андрэ,  вот  уже  более получаса  я  пытаюсь втолковать  вам,   что  Великий

Мастер, о котором мы толкуем, — это и Бог и Дьявол в одном лице. Образующий свет и творящий

тьму.   Когда   Он   проявляет   себя   как   добро   —   люди   называют   его   Богом,   когда   творит   зло   —

Дьяволом. Если бы вы читали Библию, вы бы лучше поняли меня, потому что тот Бог, о котором

говорится в Ветхом Завете, — это не только добро. И вот Ему, владеющему светом и тьмой, вот уже

почти   двенадцать   столетий   приходится   быть   только   тьмой   —   по   милости   вашего   Иммануила,

двенадцать столетий назад решившего, что в мире должно быть только добро, одно добро и ничего,

кроме добра... Эти двенадцать столетий Иммануил и его немногие сторонники пытаются перетянуть