Андрей Сахаров

Спустя несколько месяцев Сахаров вернулся к замыслу дискуссионной статьи, к необходимости открытого обсуждения взрывчатого клубка проблем, в котором противоракетную оборону он считал бикфордовым шнуром. Но прежде чем обратиться к его новой статье — к знаменитым «Размышлениям о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», надо ответить на простой вопрос: почему же Сахаров не рассказал предысторию его неожиданного публичного выступления, чтобы объяснить серьезность его причин и ответственность намерений на крутом повороте судьбы?

Не рассказал он этого потому, что считал себя пожизненно обязанным хранить государственные тайны. Соответствующее обязательство он добровольно принял в 1948 году и о событиях последующих двадцати лет рассказывал «с некоторыми умолчаниями, вызванными требованиями сохранения секретности» — и честно предупредил об этом читателей своих «Воспоминаний», написанных в ссылке. Рядом с ним тогда была Елена Боннэр — самый близкий ему человек. Он готов был умереть в голодовке, но так и не сказал ей, что недалеко от Горького расположен тот самый Объект, где он провел два десятилетия, хотя о своей тамошней жизни много чего рассказывал ей и писал в своих «Воспоминаниях», которые она перепечатывала. После того как рукопись «Воспоминаний» выкрали гэбисты, он составил и позже дополнял хронологию основных событий своей жизни, чтобы легче было восстанавливать пропавший труд. В хронологии упомянуты и его письма в ЦК, но не письмо 1967 года о противоракетной обороне²⁰¹. Это письмо было секретным, и Сахаров не мог о нем рассказывать. И в его «Воспоминаниях» предмет секретного письма оторван от статьи для «Литературки». Лишь в одном месте, тремя главами раньше, проявилась эта связь: «Конец этой чисто профессиональной работе разработчика оружия положило только мое отчисление в 1968 году. О дискуссиях этого периода, в частности по противоракетной обороне (ПРО), я рассказываю в других местах книги».

Эту связь можно увидеть и в интервью Сахарова западным журналистам 23 августа 1973 года, в котором он сказал, что его взгляды «изменились из-за опасности ядерных испытаний, гонки вооружений, строительства наступательных и противоракетных систем», что «с одним журналистом он написал статью (нигде не опубликованную) о противоракетной защите и о роли интеллигенции в современном мире. Отсюда — прямой переход к меморандуму 1968 года»²⁰².

У памятника Пушкину

Разрыв Сахарова с профессией разработчика оружия прозвучал на весь мир в июле 1968 года, когда его статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» опубликовали на Западе. Этот его шаг был подготовлен, помимо «внутреннего» письма в ЦК, и внешними событиями предшествовавших лет.

Первым из них можно считать его выступление против лысенковщины в июне 1964-го. Трехминутная речь в Академии наук прорвала окружавшую его завесу секретности и его собственной необщительности. Его узнали — или узнали заново — в среде интеллигенции, близкой к академической науке. Секретный физик-академик и трижды герой был желанным союзником для реформистски настроенных интеллектуалов в стремлении к благородной цели. Этой целью чаще всего был социализм — «ленинский», «истинный», «демократический», «с человеческим лицом» — эпитет выбирался по вкусу. Общий знаменатель — «несталинский».

Люди, которых привлекло выступление Сахарова, сильно различались степенью общественной активности и свободомыслия, которое они себе позволяли. С одного края были те, кого вполне удовлетворяли хрущевские рамки разоблачений сталинизма. Таким «консервативным реформатором» был известный журналист Эрнст Генри (1904–1990), которого привел к Сахарову в январе 1966 года знакомый физик²⁰³. Тогда, накануне первого послехрущевского съезда партии, появились признаки, что руководство страны собирается реабилитировать Сталина. Генри составил письмо Брежневу, предостерегающее против этого. Предполагалось, что такое письмо, подписанное видными деятелями советской науки и культуры, поддержит прогрессивные силы в руководстве страны. Письмо подписали 25 человек, в том числе физики Арцимович, Капица, Леонтович, Сахаров, Тамм, а также известные писатели, режиссеры, артисты, художники. «Генри ни в коем случае не был диссидентом», — подчеркнул Сахаров, рассказывая об этом письме и допуская даже, что инициатива письма исходила откуда-то сверху. Он не считал бессмысленным выражение «прогрессивные круги КГБ».