Андрей Сахаров

Поэтому и необходимо «поймать американцев на слове», как в смысле реального ограничения гонки вооружения, в котором мы заинтересованы больше, чем США, так и в пропагандистском смысле, для подкрепления идеи мирного сосуществования».

Сахаров считает, что открытое обсуждение проблем моратория в советской печати оказало бы поддержку группам «зарубежной научной и технической интеллигенции», «которые при благоприятных условиях могут явиться силой, сдерживающей «ультра» и «ястребов». Эти группы играли важную роль при подготовке Московского договора о запрещении испытаний».

К письму он приложил «дискуссионную статью на эту тему» и попросил разрешить ее публикацию.

Несостоявшийся диалог в «Литературной газете»

В статье-диалоге «Мировая наука и мировая политика» Сахаров опускает жесткие слова и цифры о технико-экономической слабости СССР, но главная мысль от этого не очень зависит: гонка противоракетной обороны значительно увеличит опасность ядерной войны, и роль ученых — разъяснить и предотвратить эту опасность.

Сахаров напоминает событие недавнего прошлого — Московский договор 1963 года. Договор «прекратил отравление атмосферы, ежегодно обрекавшее на гибель свыше ста тысяч наших современников и потомков, ослабил гонку вооружений, привел к выяснению политической позиции ряда стран. Его можно по праву считать первой ступенью эскалации мира в 60-х годах. Хочу напомнить, что заключение Московского договора было подготовлено широкой всемирной кампанией интеллигенции».

Когда в своих ответах журналисту Сахаров переходит к проблеме ПРО, доводы его становятся слишком профессиональными, чтобы считать Генри инициатором этого диалога. Легче предположить, что это физик хотел с помощью известного журналиста предать гласности мнение технических экспертов по злободневному вопросу, чреватому мировой войной.

Скорее всего, именно военно-техническое содержание этой рукописи беспокоило редакцию газеты и требовало санкции сверху, а не такая вот прогрессивная интеллигентность автора рукописи: «Credo прогрессивных ученых, прогрессивной интеллигенции во всем мире — открытое и непредвзятое обсуждение всех проблем, включая самые острые».

Тем более что на вопрос журналиста: «А если американские политические руководители будут по-прежнему играть с огнем?» — прогрессивный советский ученый ответил: «Тогда, мне кажется, слово за американским рабочим классом, американским народом и не в последнюю очередь — за интеллигенцией и учеными». И закончил статью призывом: «Плечом к плечу с рабочим классом, противостоя империалистической реакции, национализму, авантюризму и догматизму, ученые и интеллигенция должны осознать свою силу как одну из главных опор идеи мирного сосуществования».

Сахаров тут еще целиком «свой», верный защитник социализма.

Советские руководители, однако, не нуждались в его непрошеной защите. Секретарь Суслова сообщил Сахарову, что публиковать статью нецелесообразно, так как в ней «есть некоторые положения, которые могут быть неправильно истолкованы».

Очень скоро Сахаров убедился, насколько своевременным был его совет. Чтобы «поймать американцев на слове», у советского правительства оставалось немногим больше месяца. Под давлением американских «ястребов» и при ледяном молчании СССР в сентябре 1967 года Макнамара объявил о решении США строить первую систему ПРО. Тем самым предложение о моратории из реальной политики перекочевало в сферу политической риторики. Убедился Сахаров и в готовности «зарубежной научной и технической интеллигенции» сдерживать своих «ястребов». Весной 1968 года в популярном журнале «Scientific American» видные физики, причастные к военно-научному комплексу, Ганс Бете и Ричард Гарвин проанализировали проблему ПРО, показав опасность и бессмысленность новой формы гонки вооружений²⁰⁰.

К весне 1968 года Сахаров уже не доверял тогдашним лидерам государства так, как доверял когда-то Хрущеву. Новые руководители не сделали ничего, сопоставимого с хрущевским разоблачением сталинизма и попытками — хотя и неуклюжими — обновить общественную жизнь. Напротив, после снятия Хрущева появились признаки ползучей реабилитации Сталина.

И эти самые руководители отправили в архив двадцатистраничный труд Сахарова — плод серьезных размышлений академика и его коллег о жизненно-важном вопросе войны и мира. Как и маршал Неделин за 12 лет до того, Суслов, по существу, предложил Сахарову и впредь заниматься «укреплением» оружия, предоставив Политбюро решать, куда и как его направлять.

Но что с того, если главный партийный идеолог сказал, что публиковать статью нецелесообразно? Для Сахарова авторитет аргумента значил гораздо больше, чем аргумент авторитета. Такой способ жизни обеспечил все его научно-технические достижения. Естественно было держаться своих принципов и вне науки.