Читаем Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна полностью

Из приложения «Об авторе» в посмертном издании трудов А. В. Малишевского «Качественные модели в теории сложных систем», М.: Наука-Физматлит, 1998.

Андрея Малишевского привел к нам в дом Владимир Лумельский. Вернее, не к нам, а в дом моей дочери и зятя. Было это в конце 1974 или в начале 1975 г. Вскоре Володя уехал в США. Уехал, если столь прозаический глагол соответствует тому, что тогда это означало. В 1977 г. были вынуждены уехать (вернее сказать, были выдавлены) из страны мои дети. А Андрей Малишевский, войдя в их круг, как-то незаметно и тихо вошел и в наш, хотя был на пол-поколения старше их и на те же пол-поколения младше Андрея Дмитриевича и меня. С тех пор отношения Андрея Малишевского со всеми четырьмя поколениями нашей семьи становились все более близкими и с каждым по-своему глубокими: и с моей мамой, Руфью Григорьевной Боннэр, и с внуками, подросшими ко времени, когда они смогли приезжать в Москву, а Андрей получил возможность летать в Европу и Штаты в научные командировки.

С января 1980 г., когда Андрей Дмитриевич был выслан в Горький, Андрей совершенно естественно для него, хотя в условиях тогдашней жизни это не было само собой разумеющимся, остался в числе тех наших знакомых и друзей, которые сохранили верность прежним отношениям и дому на ул. Чкалова. Он всегда навещал меня во время моих приездов в Москву, выполнял какие-то мои хозяйственные поручения и был в числе тех, кто демонстративно провожал нашу невестку Лизу, когда она наконец получила выездную визу после нашей с А. Д. голодовки. На аэродроме в Шереметьево он преподнес ей подарок, вызвавший смех у провожающих и озабоченное недоумение у пристально наблюдавших за нами сотрудников в штатском. Это был веник — простой веник с базара. Так как он не мог означать «выметайся» — Андрей был дружен с Лизой, то, видимо, был призван стать овеществлением выражения «отряхни прах с ног своих». Когда меня в 1984 г. осудили к ссылке и тем самым я была лишена возможности приезжать в Москву, Андрей регулярно писал в Горький и посылал книги, иногда по нашему заказу, чаще по своему выбору. Сохранилось несколько писем А. Д. к Андрею. Одно из них, 1984 года, о присланной нам книге А. Пуанкаре. Оно короткое и, мне кажется, заслуживает того, чтобы быть приведенным полностью: «Дорогой Андрей! Большое спасибо за очень интересную книгу Анри Пуанкаре. Еще в юности я прочитал его „Науку и гипотезу“, эта книга вместе с „Механикой в критико-историческом изложении“ Эрнста Маха произвели на меня большое впечатление, хотя я далеко не был согласен с авторами, скорее наоборот. Конвенционализм, вообще говоря, кажется мне малоплодотворным, попросту — заблуждением. Сейчас, читая в присланной Вами книге острые и глубокие (но не всегда кажущиеся мне верными) рассуждения Пуанкаре, я вновь испытываю чувство восхищения и заинтересованности. Очень многое (большую часть) я читал впервые. С благодарностью. Ваш А. Сахаров».

Другие сохранившиеся письма относятся к первой половине 1986 года, когда я находилась в США, и Андрей Дмитриевич жил один. Они касаются быта А. Д., но основное их содержание — это подробности о моей операции на сердце. Интересно, что в 84-м г. А. Д. обращается к Андрею на «Вы», а в 86-м — на «ты». Как произошел этот переход, я уловить не смогла, но, бесспорно, это проявление возрастающей внутренней близости и доверия: «Дорогой Андрей! Спасибо за поздравление, за присланные тобой батарейки. У меня их теперь полный комплект, так что больше пока присылать не надо. Вообще, я должен сказать, что мне сейчас практически ничего не нужно, особенно в бытовом и около-бытовом плане, тут у меня полный порядок. Книги К. Суна у меня нет, вероятно, следовало бы с ней ознакомиться, но, откровенно говоря, я не знаю, найду ли я в ближайшее время для этого возможность — парадоксально, но у меня постоянная нехватка времени — а может, это просто эффект возраста. 28-го я — уже вторично — говорил с Люсей по телефону (что само по себе воспринимается как чудо, в дополнение к главному чуду — ее поездке). Андрей, еще раз спасибо за память, за постоянную заботу! С новым годом, с новым счастьем! Исполнения желаний! Андрей С.».

В декабре 1986 г., проведя в Горьком день в день шесть лет и одиннадцать месяцев, после телефонного звонка М. С. Горбачева, Андрей Дмитриевич получил возможность вернуться в Москву. Мы приехали налегке с теми же двумя дорожными сумками, с которыми улетали туда. Разница была только в том, что при возвращении не было конвоя. Спустя какое-то время мы возвратились в Горький, чтобы собрать вещи. На помощь к нам на несколько дней приехали Андрей Малишевский и Леонид Литинский. Вместе с Андреем Дмитриевичем они напаковали 53 ящика книг и бумаг — поразительно, как мы сумели ими обрасти! Это были очень хорошие дни! Трое мужчин занимались упаковкой багажа, я крутилась на кухне, кормила их и катала по весеннему и уже не кажущемуся столь неприветливым городу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Люди, эпоха, судьба…

Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное
Всё живо…
Всё живо…

В книгу Ираклия Андроникова «Всё живо…» вошли его неповторимые устные рассказы, поразительно запечатлевшие время. Это истории в лицах, увиденные своими глазами, где автор и рассказчик совместились в одном человеке. Вторая часть книги – штрихи к портретам замечательных людей прошлого века, имена которых – история нашей культуры. И третья – рассказы о Лермонтове, которому Андроников посвятил жизнь. «Колдун, чародей, чудотворец, кудесник, – писал о нем Корней Чуковский. – За всю свою долгую жизнь я не встречал ни одного человека, который был бы хоть отдаленно похож на него. Из разных литературных преданий мы знаем, что в старину существовали подобные мастера и искусники. Но их мастерство не идет ни в какое сравнение с тем, каким обладает Ираклий Андроников. Дело в том, что, едва только он войдет в вашу комнату, вместе с ним шумной и пестрой гурьбой войдут и Маршак, и Качалов, и Фадеев, и Симонов, и Отто Юльевич Шмидт, и Тынянов, и Пастернак, и Всеволод Иванов, и Тарле…»

Ираклий Луарсабович Андроников

Биографии и Мемуары / Документальное
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Александр Алексеев (1901–1982) – своеобразный Леонардо да Винчи в искусстве книги и кинематографе, художник и новатор, почти неизвестный русской аудитории. Алексеев родился в Казани, в начале 1920-х годов эмигрировал во Францию, где стал учеником русского театрального художника С.Ю. Судейкина. Именно в Париже он получил практический опыт в качестве декоратора-исполнителя, а при поддержке французского поэта-сюрреалиста Ф. Супо начал выполнять заказы на иллюстрирование книг. Алексеев стал известным за рубежом книжным графиком. Уникальны его циклы иллюстраций к изданиям русских и зарубежных классиков – «Братья Карамазовы», «Анна Каренина», «Доктор Живаго», «Дон Кихот»… «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Пиковая дама» Пушкина, «Записки из подполья» и «Игрок» Достоевского с графическими сюитами художника печатались издательствами Парижа, Лондона и Нью-Йорка. А изобретение им нового способа съемки анимационных фильмов – с помощью игольчатого экрана – сделало Алексеева основоположником нового анимационного кино и прародителем компьютерной графики.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Лидия Степановна Кудрявцева , Лола Уткировна Звонарёва

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии