Андрей Битов: Мираж сюжета

День смерти брата Андрей Битов описал так: «Ровно 6 июня 2003 года я приземляюсь на территории Калининградского анклава (б. Вост. Пруссия), меня доставляют в городок, приблизительно Советск (б. Тильзит), и я стою среди отцов города на торжественной церемонии открытия памятника произведению… Памятник, который мы открываем, выглядит вот как: натуральный моренный камень, лежащий прямо на земле (не то глыба-недоросток, не то булыжник-переросток), на глыбе раскрытая бронзовая книга, на ней, бронзовое же, перо… Я в почетной паре с Гюнтером Грассом, свежим нобелем, прибывшим специально на открытие… Ко мне склоняется молодой прихвостень по культуре с уже отпечатанным на принтере протоколом в руках: в смысле какая у меня должность, как объявить. Я читаю у него через плечо: Олег Битов. Сколько можно! Сколько будет доставать меня эта история с бегством брата, которую знает каждый бывший комсомолец и чекист! Грасс знает именно Андрея, а не Олега. На моих глазах чиновник тщательно вычеркивает имя Олег и надписывает над ним Андрей».

Далее события развиваются сообразно протоколу – торжественные речи, разрезание ленточек, падение тканей, аплодисменты, неформальное общение. До Грасса, разумеется, не добраться, он в плотном кольце из высокопоставленных поклонников его творчества.

Битов вспоминает: «Хотелось скорее выпить и закусить, но я достался прессе… и сокровенным моим читателям, робевшим перед лауреатом, но не передо мною. И пока я вещал, ожидая фуршета, один даже откололся от свиты Гюнтера (как я думал, его переводчик) и подсел на лавочку ко мне, особенно ласково и преданно прильнув, вроде как мы друг друга давно знаем… Одет он был импозантно, на грани вычурности: идеальная выбритость, как бы смокинг, как бы гвоздика в петлице (была или не была?) и бабочка (точно была!); блестящий антрацитовый взгляд и выразительные морщины исключали подозрение в потертости. Присмотревшись, узрел я в нем и нечто маскарадное, венецианское».

Автор ловит себя на том, что «переводчик» (назовем так венецианца из свиты Гюнтера Грасса) все больше напоминает ему его брата – Олега – и манерами, и стилем поведения, и пластикой, да и антропологически тоже.

В рассказе «Стук-грек!» Битов пишет: «Забавно, что при этом он сам начинал все более походить на моего брата, такого соскучившегося по моей братской любви и доверительному разговору. Мы теплели. Он легко поддавался на мои вопросы, охотно отвечал, а я все менее получал информации. Не только об Олеге мне не удалось ничего выяснить, но и о нем самом, что напоминало мне, в свою очередь, мои попытки выяснить что-либо у самого Олега».

Стало быть, и наши попытки узнать, что-либо об О. Г. Битове изначально обречены на провал.

«Он настолько полон почтительности, что в нем уже не остается места ему самому», – читаем в романе Роберта Музиля «Человек без свойств», – «все, что он видел, заставляло его задумываться, а слишком много думать он в то же время как-то побаивался… человек без свойств не говорит жизни “нет”, он говорит “еще нет!”».

Наречие «еще» – как возможность отсрочить решение, приговор, помыслить о перемене участи, замедлить время, оказаться в том самом лимбе, о котором мы уже говорили в начале этой книги, размежевать реальность и подсознательное, которое в конечном итоге оказывается не то, что значимей яви, но много содержательней ее.

Читаем у Битова: «Назвался мой знакомец графом или бароном, не помню… но этим-то “бароном” он и совпал окончательно с Олегом. Баронет фон Битофф с принадлежащим ему замком в Чехословакии (о замке Bitov имел я неосторожность сам поведать Олегу как о курьезе)… напротив меня сидел Олег! Фуршет, однако, сворачивался, и моим друзьям и читателям удалось наконец-то меня оторвать от “брата”».

На следующее утро выяснилось, что никакого «переводчика», «венецианца», и уж тем более Олега Битова на фуршете не было. А потом раздался телефонный звонок и Андрею сообщили, что вчера в час дня его старший брат умер (как раз, когда «молодой прихвостень по культуре» вычеркивал в протоколе имя Олег).

Читаем у Битова: «Перед глазами вставал образ моего вчерашнего собутыльника: тело как черное облако, будто во фраке со скрытыми под ним непомерными мушиными крыльями. Нет, не сразу углядел я нечто угрожающе-жужжащее в этом инобытиянине. Ангел смерти…?

Когда-то давно, в шестидесятые, после редкого наезда брата в Питер, хотел я написать рассказ под музыку Баха “Каприччо на отъезд любимого брата”».

Нет, не написал…

Сон Битова 3

Я просыпаюсь. Через полвека, в Москве.

За окном черно, там у меня Ленинградский вокзал.

Андрей Битов