Реальность, весьма искаженно отразившаяся в мемуарах Герштейн, такова: последней прижизненной книгой писателя были воспоминания «Начало века» (а не «Между двух революций» — эта книга вышла только в 1935‐м), но предисловие к «Началу века» действительно написал Л. Б. Каменев, жестоко раскритиковавший и это произведение, и все творчество Белого. Каменевское предисловие стало известно московским друзьям писателя еще летом 1933‐го в гранках. В то время сам Белый отдыхал в Коктебеле вместе с четой Мандельштамов. Сначала друзья писателя не хотели портить ему отдых этим предисловием, а потом, уже после случившегося в Коктебеле теплового удара, боялись усугубить негативными переживаниями недуг. В результате Белый ознакомился с текстом каменевского предисловия только в ноябре, получив сигнальный экземпляр книги. Реакция Белого на каменевскую критику была действительно очень болезненной. И окружение писателя небезосновательно винило Каменева и его предисловие в ухудшении здоровья Белого и, в конечном счете, в его смерти[1686].
Однако ничего похожего на то, что описала Герштейн со слов Н. Я. Мандельштам, не было. К моменту выхода «Начала века» с каменевским предисловием Белый был уже неизлечимо болен и бегать по книжным магазинам не мог. В пересказе Герштейн — Мандельштам предсмертное поведение Белого подчиняется не логике реальности, а логике мифа: если Белого убила советская власть в лице Каменева, написавшего разгромное предисловие, то и убийство это должно было произойти непосредственно в книжном магазине, а смерть должна была наступить прямо со злополучной книгой в руках. Вольно или невольно, но на «каменевскую» версию смерти Белого наложилась давняя литературная традиция: история с Гоголем, скупающим и уничтожающим тираж своей идиллической поэмы «Ганс Кюхельгартен». Только у Гоголя это было началом писательской карьеры, а у Белого — трагическим финалом. Не исключено, что и этот сюжет «отбросил тень» на стихи Мандельштама, написанные на смерть Белого.
1.2. «Часто пишется казнь, а читается правильно: песнь»: ответ Л. Б. Каменеву
Подчеркнем: именно в окружении Мандельштама ясно ощущали общую враждебность советской власти по отношению к Белому и прямо связывали его смерть со злополучным предисловием Каменева к мемуарам «Начало века».
<…> он в те годы уже остро ощущал безлюдие и одиночество, чувствовал себя отвергнутым и непрочтенным. Ведь судьба его читателей и друзей была очень горькой: он только и делал, что провожал в ссылки и встречал тех, кто возвращался, отбыв срок. Его самого не трогали, но вокруг вычищали всех. Когда уводили его жену, <…> он бился и кричал от бешенства. Почему берут ее, а не меня, — жаловался он нам в то лето: незадолго до нашей встречи ее продержали несколько недель на Лубянке. Эта мысль приводила его в неистовство и сильно укоротила ему жизнь, —
писала Н. Я. Мандельштам, размышляя о встрече с Белым в 1933 году в Коктебеле[1687]. И далее: