Переговоры вел Борис Андреевич Пильняк при моем молчаливом присутствии, сначала с О. Л. Книппер-Чеховой. Та направила Пильняка к Вл. Ив. Немировичу-Данченко.
Беседа с Михальским — днем, а потом — вечером. Немирович-Данченко отказал.
Администрация кладбища отвела для могилы Бориса Ник<олаевича> местечко около могилы какого-то скромного комсомольца-летчика в той аллее нового кладбища, которая идет вдоль стены старого кладбища и самого монастыря, направо в этой аллее, почти у самой стены — могила В. Я. Брюсова, а направо — могила Андрея Белого[1683].
В итоге новое место понравилось. К. Н. Бугаева даже некоторое время спустя — в письме Е. В. Невейновой от 2 февраля 1934 года — описала его преимущества перед тем, которое хотели получить прежде, перед «гоголевским»:
Лелюшка, могилка его на таком хорошем солнечном месте. Много света и воздуха. Хотели же его похоронить около Гоголя. Но там все занято. Да там и сыро. И темно. Под самой стеной. А здесь он весь на солнышке, которое так любил[1684].
Однако, несомненно, официальный отказ в просьбе о предоставлении символически значимого места на кладбище (Белый — не столь значительная фигура, чтобы лежать рядом с Гоголем), конечно же, обидел, травмировал и вдову, и друзей писателя. Мандельштам мог быть в курсе и прошения К. Н. Бугаевой, и полученного отказа (это не было секретом, да к тому же он тогда общался с Зайцевым, эти события описавшим). А потому переданные Мандельштамом «чужие» слова о том, что Белый «не Гоголь», а «так себе, писатель-гоголек», могут, на наш взгляд, рассматриваться как недобрая пародия на тех, кто Белого недооценивает, не знает и не понимает.
К гоголевским аллюзиям можно, думается, подойти и еще с одной стороны — через соотнесение анализируемого стихотворного наброска с фрагментом из воспоминаний Э. Г. Герштейн, в котором мемуаристка — с ссылкой на Н. Я. Мандельштам — рассказывает о причинах смерти Белого:
Умер Андрей Белый. Взволнованная Надя взволнованно рассказывала, что именно довело его до удара и кончины. Только что вышла из печати его мемуарная книга «Между двух революций» с предисловием Л. Б. Каменева: он назвал всю литературную деятельность Андрея Белого «трагифарсом», разыгравшимся «на задворках истории». Андрей Белый скупал свою книгу и вырывал из нее предисловие. Он ходил по книжным магазинам до тех пор, пока его не настиг инсульт, отчего он и умер[1685].