Андрей Белый. Между мифом и судьбой

Как представляется, именно этот черновой вариант 1930 года в большей мере, чем опубликованный, отражает чувства Белого того времени. Наиболее важными кажутся слова о боли, переживаемой в связи с потерей Метнера, и о влиянии Метнера на его сознание. Для антропософа Белого, сделавшего развитие сознания индивида и сознание человечества в целом основной темой позднего творчества, оценка более чем высокая. В этой связи кажется интересной еще одна панегирическая характеристика Метнера, данная в «кучинской» редакции 1930 года, но не включенная в напечатанный текст: «Я же, глядя на Метнера, думал: — Ты организуешь сознание!»[1379].

И наконец: самое важное отличие «кучинской» редакции от напечатанного текста находится в финале главы о Метнере, где Белый проводит (как уже отмечалось ранее) аналогию между разлукой героев стихотворения «Старинный друг» и своей ссорой с Метнером, произошедшей спустя десять с лишним лет после того, как стихотворение было написано. Напомним, что в напечатанном варианте («московская» редакция) глава завершается рассказом о том, как Белый послал Метнеру в 1904 году стихотворение «Старинный друг», в котором «описывалось возвращение сквозь сон позабытого, древнего друга, зовущего из катакомбы — на солнце, на воздух: к свободе». Однако в «конце же стихотворения появляется гном <…>; он нас заключает обратно в гроба» (НВ. С. 101). От «пророческого» стихотворения Белый перебрасывает мостик к окончательному разрыву отношений с Метнером. Повторим цитату:

Через тринадцать лет понял: эти «гроба» — разделившие нас идеологии, о которых разбилась прекрасная дружба: с 1915 года уже не встречались мы; Метнер стал — «враг» (НВ. С. 101).

Если в опубликованном тексте мемуаров весомым словом «враг» глава о Метнере заканчивается, то в «кучинской» редакции 1930 года после слова «враг» следует пассаж, явно свидетельствующий о стремлении Белого к сближению с Метнером и о его вере в то, что «враг» снова может стать «старинным другом»:

<…> «рог», в котором старинный мой друг подавал вино жизни, стал рогом от рока; иные из наших «друзей» между нами сознательно <сверху вписан вариант: гнусно> вырыли пропасть из сплетен обманчи<вых?> сверху вписан вариант: мороков лживых>; сквозь все поднимаю я рог, рог с вином, поднесенным мне некогда: другом старинным. И пью за старинного друга![1380]

В этом фрагменте — то же примиренческое устремление, что и в «берлинской» редакции «Начала века», но еще более четко выраженное. Вина за разрыв возлагается теперь не на безличный, мистический и непреодолимый рок, а на «друзей», «вырывших пропасть из сплетен», то есть оклеветавших Белого и настроивших против него Метнера. Образ «„рога“, в котором старинный мой друг подавал вино жизни», вновь отсылает к стихотворению «Старинный друг», но не в варианте «Золота в лазури», а в последующих переработках. В «гржебинское» издание Белым были добавлены такие строки:

Сними со стен рог выдолбленный, турий
С пурпуровым вином: на древнем склепе
Старинные, старинные лазури
Ликуют сном былых великолепий[1381].

Далее идет уже цитировавшаяся выше строфа про то, что «мы — прежние». Однако в автоцитате Белого наиболее явной кажется отсылка к более ранней переработке «Старинного друга» — для «Собрания стихотворений» 1914 года, не опубликованного при жизни Белого:

Ты подал мне рог выдолбленный, турий
С пурпуровым вином… Распались цепи,

Въедавшиеся в старческие кости,
Железом нас приковывая к гробу.
Все кончилось: мы, победивши злобу, —
Тысячелетий пиршественных гости![1382]

В финале главы о Метнере в «кучинской» редакции Белый вновь переводит Метнера из стана «врагов» в стан «друзей» («И пью за старинного друга!»), преодолевая таким образом и идеологические расхождения, и «гнусные» козни людей, и «мороки живые», и волю рока… Несомненно, этот финал можно расценивать как еще один шаг Белого навстречу Метнеру, как призыв к примирению.

Пока остается лишь догадываться, почему этот благородный «тост-призыв» не был включен Белым в опубликованный текст мемуаров. Возможно, он ждал дополнительных сигналов от Метнера, подтверждающих, что «примирение состоялось», и не дождался их.