Андрей Белый. Между мифом и судьбой

<…> думал писать эту повесть в Коктебеле, — плакался он Иванову-Разумнику в письме от 17 июля 1924 года, — но, попав туда, — до такой степени соблазнился морем, скалами, краббами, камушками и прочими прелестями природы, что 5 недель провел, лежа животом, на пляже <…>. «Ив. Ив. Коробкин» все ждет своей очереди. Он должен быть начат, ибо живу на аванс за него (Белый — Иванов-Разумник. С. 295).

«Заняты целый день… бездельем. Б. Н. поглощен коллекционированием камней и не написал еще ни строчки», — горестно сетовала Клавдия Николаевна П. Н. Зайцеву 4 июля 1924 года[1157]. В мемуарах она подробно рассказывала про терзания Белого, про разворачивающуюся в его душе мучительную борьбу страсти и долга:

Все же первое время Б. Н. пытался еще как-то бороться с охватившей его «каменной» коктебельской болезнью и вспоминал о романе. Несколько раз собирался «взять себя в руки» и засадить за работу.

— Через две недели начну, — отвечал нетерпеливо на чей-нибудь случайный вопрос.

А через две недели опять повторял то же самое, то с шутливой небрежностью, а то с раздражением. Я видела, что сам он собой недоволен: отступать от того, что задумано, он не любил; в Москве же решил, что летом будет работать. И вот — эти «камешки»!

Наконец, как-то за утренним чаем, в июле уже, он заявил мне с запальчивым видом:

— Решил окончательно, что писать в Коктебеле не стану, — и поглядывал на меня неприязненно — будто я только и делала, что приставала: пиши да пиши. Я давно уже видела, что в глубине души сам он к себе «приставал» все это время и что теперь перед собою оправдывается. Так бывало не раз![1158]

Переживал из‐за нарушенных писательских планов Белого и его верный друг П. Н. Зайцев, прибывший в Коктебель, когда болезнь была уже в разгаре:

Я узнал, что Борис Николаевич здоров, но вопреки своим планам засесть за роман «Москва» занялся собиранием самоцветных камешков, которыми так прославлен коктебельский пляж. В дальнейшем оказалось, что заболел «каменной болезнью» он всерьез и прособирал камешки до самого отъезда в Москву. Когда я с ним увиделся, он с увлечением показывал свои коллекции сердоликов и халцедонов[1159].

Он искренне переживал, что увлечение его кумира порой вызывает непонимание и смех, и всегда был готов встать на защиту Белого — например, от нападок С. А. Есенина:

Потом Сергей Есенин, встречаясь с Борисом Николаевичем у Пильняка, подшучивал над ним:

— Говорят, вы летом на пляже камешки собирали, вместо того чтобы роман писать, — говорил он, озорно подмигивая.

Есенину это увлечение казалось смешным. Тонкий поэт не понял, что собирание камешков было целительным отдыхом для Бориса Николаевича. А в отдыхе он сильно нуждался после всех передряг Берлина и Москвы[1160].

Однако «каменная болезнь», в конечном счете, стала не помехой роману, а его основой. Писатель претворил увлечение в творческий метод.