Андрей Белый. Между мифом и судьбой

М. В. Волошина утверждала, что зимой 1919–1920 годов Бауэр «явился» ей в Москве, в тифозной больнице, когда всем казалось, что она умирает, и, видимо, таким образом ее поддержал и спас:

<…> в течение всей болезни я не теряла сознания, оно даже было острее и яснее обычного. <…> Однажды я подумала о Михаиле Бауэре, и он так быстро и так реально мне явился, что я испугалась — не умер ли он, не встречает ли меня его душа? <…> Михаил Бауэр впоследствии рассказал мне, что приблизительно в то время он однажды увидел меня лежащей в рваных простынях и подумал, что я, верно, тяжело больна[895].

«Явление» Бауэра отмечала в дневниках и К. Н. Бугаева, когда они с Белым узнали о его кончине (известие пришло более чем месяц спустя — 22 июля 1929 года, во время их отдыха в Грузии, в Коджори) и его поминали (23 июля)[896], а также — почти десять дней спустя. «<…> Сегодня опять настойчивое чувство присутствия… до „зова“: „Проснись!“, — когда прилегла перед обедом. <…> Был образ Б<ауэра>», — отметила она в дневнике 2 августа[897]. Тем же днем помечена загадочная, но эмоционально весьма выразительная запись: «2-ое. Каджоры[898]. Бауэр! Грозовая атмосфера» (РД. С. 531).

Духовную силу Бауэра Белый ощутил уже в самом начале их знакомства. Он вспоминал, каким «Бауэр был изумительным лектором»:

<…> иные лекции его стоят мне в памяти как лучшие, сильнейшие лекции Штейнера; но говорил он иначе: темы антропософские прорастали в нем без антропософской номенклатуры: он говорил языком философии Логоса, взятой в экхартовском «интуитивизме», но заостренной режущей силою афористической стрелы: так до Ницше, Штирнера, Моргенштерна и Штейнера не говорили (ВШ. С. 383).

Однако этот хвалебный пассаж завершается весьма загадочным признанием: «Его лекция на тему „О любви“, произнесенная им в 1914 году на генеральном собрании, живет во мне, как интимнейшее событие жизни <…>» (ВШ. С. 383). В «Материале к биографии», предназначенном для обнародования лишь после смерти автора, содержание «интимнейшего события жизни», таящего в себе, несомненно, элементы посвятительной мистерии, проясняется:

<…> лекция Бауэра касалась Христовой Любви; во время лекции со мной произошло нечто, подобное происшествию во время лекции об Аполлоновом Свете[899]; будто исчез потолок, раскрылся мой череп; сердце — стало чашей; и луч Христова Сошествия пронизал меня (МБ. С. 151).

Вообще, в запутанных сюжетах дорнахской инициации Белого (реальной или привидевшейся писателю в болезненных кошмарах) Бауэр всегда играл важнейшую роль.

Так, летом 1915‐го Белый, как ему кажется, получает через Т. Г. Трапезникова сигнал от «тайной кучки друзей, выдвигающих» его «кандидатуру в каком-то великом оккультном деле»: