Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Периодическая таблица элементов выглядит либо отвратной схоластикой (если допустить, что она – продукт философского творчества), либо она алогична, как всякая научная формула. Химия есть объект вытверживания назубок (без занятий в лаборатории), либо химия есть живая, таинственная наука, где формулы – только знаки реально протекающих процессов.

И вот: многое от «штейнеризма» для учеников Доктора отвлеченный знак в них живо протекающего процесса. Тогда – «изма» и нет.

Я – химик. Как химик я знаю красоту таблицы Менделеева; знаю, какое обилие прекрасных творческих парадоксов можно извлечь из группы 4-ой элементов, построенной по схемам ХН₄ и ХО₂; знаю, до чего огненны прозрения в ХН₄; но и знаю, что понять это можно, лишь пользуясь ежедневно таблицей, зная ее назубок и зная научную базу ее.

Вместе с тем для всякого не химика извне таблица выглядит… но вообще: разве на взгляд весело выглядят таблицы? Ключ к таблице всегда до известной степени закрыт от широкой толпы… И таблица может выглядеть – «измом»…

Когда Максуэлл потрясал ученый мир гениальными физическими прозрениями, говорил о молекулы сортирующем «демоне», энтропии, то надо было знать твердо молекулярную теорию того времени, термодинамику, знать твердо, что есть «энтропия». Без этого знания самая гениальность Максуэля для не физика либо схоластика, либо абракадабра.

И повторяю: в учебнике физики гениальный Максуэлл совпадает с Краевичем. Мой папа написал учебник «Арифметики»[3524], и учебный округ ему предпочел учебник какого-то учителишки: что же – учителишка был талантливее отца? А выходит так, когда заходит речь о штейнеризме…

Штейнер (до 20 раз я его слышал публично, до 36 раз интимно, прослушал 5 курсов, изучил 4 курса (кроме того)[3525], крохи из того или иного в курсе лично переживаю, прочел внешние книги Штейнера, наконец ношу ему архи-декадентские, архи-не«изматические», а хандриково-беловские схемы, рисунки, чертежи, картинки и получаю архидекадентские и Орловские наставления[3526] – следовательно: долю понимания Штейнера Вы должны признать за мной) – и вот он печатает «основы учебников», номенклатуру: в курсах для освоивших номенклатуру говорит гениальности в пределах номенклатуры (образец – у Вас)[3527], в личном обучении снимает всякую номенклатуру; ибо и курсы, и книги – бóльшие или меньшие указательные пальцы на «заноменклатурное содержание» столь живое, столь безумно-алогическое, творчески-огненное, сжигающее (каждый год у Доктора случаи сумасшествия людей со слабо развитым Ich), что надо всю силу железности, сухости, педантизма, почти схоластичности, чтобы держать в границах сознания то, что может овладеть душой (пример: Минцлова не справилась); так что за штейнеризм спасибо Доктору: этот метод проведения сквозь сознание столь непонятен для неученика и столь понятен для ученика (мало-мальски просунувшего нос за дверь – «изма» и ставшего «виды видавшим», для которого – «-изм» есть строгое «осади назад», а то «сойдешь с ума»)… А все эти «вопияния» к «алогичности творчества», к «жизненным родникам души» в противовес «штейнеризму» (в этом вопле глупый мальченок Степпун сливается с «дядей» Бердяевым) – простите: они – жалкая схоластика; эти вопли о целокупности творчества у творчески бесплодных Степпуна и Бердяева, все эти защиты творчества от штейнеризма – верьте: это-то и есть громадный «-изм» теоретической оторванности от творчества, нападающий на «эмпирическую данность фактов». Это полемика Спинозы с «таблицей мер и весов». «Таблица мер и весов» очень полезная вещь, а философия Спинозы – гениальная вещь: только они нигде не встречаются друг с другом, как не встречается нигде химия Менделеева с художественным творчеством; помню даже: в моей душе они встретились – во времени: я держал экзамен и писал «Симфонию»[3528]. Что же: отразилась химия Менделеева (я всегда был поклонником Менделеева) на «Симфонии»?