Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

В многообразных лекциях и еще более в ответах на положенные записки Доктор выказал себя для меня кроме всего (это все другое и есть 999/1000 его значения) еще и человеком громаднейшей образованности; он специалист математик; и в частностях, ответах на вопросы, встает еще и изумительная полемическая ловкость; ну так вот: во всех этих лекциях и ответах одно и то же: «Geheimwissenschaft» есть не рационалистическая теория, не философия, не дурная метафизика, а Wissenschaft, т. е. наука опытная; и надо начинать ее, слагая все рационалистическое, только рационалистическое; путаница получается, когда ученый, отвлекаясь от своего опыта, не желает признать объект Geheimwissenschaft и вламывается с чуждой методологией в эту область или начинает отвлеченно рационалистическим способом (от «-изма») критиковать; Доктор пытается доказать (как я пытался в свое время доказывать относительно эстетики), что точность метода тут вовсе не в том, что из механики, скажем, перетаскивается метод в Geheimwissenschaft; точность метода характеризуется именно sui generis методом; а Доктора обвиняют в монизме (в Геккелианском смысле); часто доктор берет модель из химии (скажем) и показывает, что аналогичное нечто бывает в оккультизме; но все естественно-научные экскурсы суть аналогии, эмблемы; нигде не синтезирует он методов естествознания с методами оккультизма, ибо так поступать значит, по его словам, дурно смешивать; но соответствия всюду есть; correspondаnce[3547] Доктора смешивают с объединением естествознания и тайнознания. Но возможность «Эмблематику смысла» изложить в терминах риккертианской философии – это мое утверждение наивно смешивают с моим якобы риккертианством и потом утверждают: он де извращает Риккерта, когда я беру Риккерта и говорю: если влагать в субъект познания смысл метафизический, то получится не Риккерт, а Платон; а наивный мозг Степпуна и Терещенки (мозг школьников, а не самостоятельных мыслителей) превращают мое сознательное переведение Риккерта в иную тональность мысли (из гносеолог<ической> к метафизической), переведение, мне нужное, в буквальное и ошибочное понимание Риккерта: но повторяю – пусть Степпун и Яковенко раскроют страницы «Эмблематики», где я не эмблематизирую Риккерта, а беру его таковым, каковым он является в «Gegenstand der Erkentniss»[3548], и пусть они скажут: соглашаюсь я с ним или нет. Право же мое переносить эмблематически из «∆» в «∆» (смотрите мою пирамиду) дисциплины, т. е. право конструировать по тени предмет, по архитектуре музыку и обратно – это право мое есть Grundpunkt[3549] всей системы, встающей из всех моих статей и примечаний «Символизма». Можно, конечно, говорить всякую неправду (вроде Степпуна), но надо эту правду или неправду вещественно (по пунктам и цитатам) доказывать, а не бросать недоказуемое, припахивающее передержкой: «Борис Николаевич, вы – лирик». Я все только слышу, что я наделал какие-то колоссальные погрешности в «Символизме». Пусть мне это докажут, где и какие; и докажут «логически, гносеологически», а не лирично, не экивоком, не голословным утверждением. Если я сделал ошибки, я, как философ, стремящийся к истине, скажу: «Да, построение ложно: и вот почему». Но в разговорах я слышу ничего не говорящие комплименты, или молчание, или откровенную зевоту, или шепот за спиной («не философ»); в спорах же со Степпуном я утверждаю: Степпун мне только сдавал позиции.

«Гносеология им гарантирует ценность в жизни не прежде, нежели они умертвят жизнь; рассказ о трудности их положения, однако, не мешает им сохранять веселье; остается думать: или трагедия познания фиктивна и познание не слишком стоит за свой примат; или же заигрыванье с жизнью – опасное заигрыванье… Молчание –…выход для гносеолога, желающего остаться вполне последовательным; другой выход – шутка над своим нелепым положением в этом мире психологизма»[3550]. (Инкриминируемая мне «Эмблематика Смысла», в которой я де был риккертианцем, и от которой де отказался… Стр. 142).

Эта фраза – вывод одного долгого спора со Степпуном, причем Степпун окончил спор признанием «трагизма своего положения»… В трагизм положения Степпуна тогда я верил; теперь вижу, что, хотя положение их трагично («желто-пергаментные руки» Яковенко), но Степпун тут не причем: просто Степпун – Хлестаков от философии; «трагизм положения» – «поза у авансцены своей личности». Уличить бедного идиота-поэта (дешевый способ уличать философски афоризмы), став на сцене философии.