Двое младший сыновей Микояна, Вано и Серго, официально считались ранее судимыми (по делу «кремлёвских детей»), но в 1954 году добились реабилитации, судимость с них была снята и погашена. Вано работал в Конструкторском бюро МиГ, военном предприятии, Серго занимался дипломатической работой, в том числе с допуском к государственной тайне. Ни тот ни другой никогда бы не добились такого статуса, если бы имели официальные судимости.
И так — со всеми, ещё сидящими или уже отсидевшими.
Проект масштабной амнистии подготовил Лаврентий Берия. Указ «Об амнистии» был опубликован 27 марта: через три недели после похорон Сталина. По историческим меркам — мгновенно. Записку с проектом амнистии Берия направил в Президиум ЦК 26 марта, и в ней (она опубликована) указывалось точное количество заключённых, по состоянию на 1953 год: 2 миллиона 526 тысяч человек. Эту амнистию тогда прозвали «ворошиловской» (поскольку Указ подписал только ставший новым председателем Президиума Верховного совета СССР Клим Ворошилов), сейчас называют «бериевской», она широко известна и, вероятно, стала самой большой амнистией в истории человечества. За четыре месяца из лагерей были освобождены около 1,3 миллиона заключённых. Амнистия, разумеется, была проведена сталинскими методами, то есть быстро, жёстко и без учёта последствий. По другому работать не умели ни Берия, ни другие члены кремлёвского ареопага.
А последствия были таковы. Механизм был тот же самый — конвейер репрессий. Но теперь он заработал в обратном направлении. Причём заработал точно так же, то есть с ошибками, перегибами. Освобождали осуждённых за кражи и другие преступления, не относящиеся к категории тяжких. Под амнистию попал миллион уголовников, воров, деклассированных люмпенов. Генерал Маргелов в своей книге пишет, что события напоминали стихийное бедствие. С востока страны пошли вереницы поездов, набитых амнистированными зэками. На каждой станции, где останавливался поезд, зэки высаживались толпами, подвергали разграблению все магазины и тащили всё, что плохо лежит. Для наведения порядка пришлось привлекать армию. Когда подходил поезд, вооружённые солдаты оцепляли перрон — и так по всему пути следования. Стотысячные массы уркаганов хлынули в города, работать никто не хотел, все хотели праздновать свободу. Многократно возросло количество краж, грабежей, разбойных нападений, изнасилований, всевозможных телесных повреждений, полученных в пьяных драках и конфликтах. Освобождённые урки натворили столько дел, что большую часть из них надо было срочно возвращать назад в лагеря. Но что сделано, то сделано. Вопрос был принципиальный: Хозяин умер, и теперь его лагерные рабы получили свободу. По другому было нельзя. Бериевская амнистия — красноречивый пример того, как ошибки Сталина пытались исправить сталинскими же методами.
Но мы идём за Микояном, следуем путём Микояна, он в те месяцы, первые после смерти Сталина, переживал важнейший этап своей судьбы.
Четыре месяца — ноябрь, декабрь, январь и февраль — он жил в смертном кошмаре, каждую ночь ожидая стука в дверь. Вроде бы один из великих вождей великой сверхдержавы, а на самом деле обречённый, шагающий на эшафот. И вдруг всё изменилось, Сталин умер, исчез безвозвратно, и в течение буквально нескольких дней Микоян из категории смертника вновь перешёл в статус одного из вождей и лидеров страны. Из князи в грязи, потом обратно, меньше чем за полгода. Такое выдержит не каждый, но Микоян выдержал.
Любопытный факт: немедленно после смерти Сталина Хрущёв предложил членам Президиума изменить распорядок дня. Больше никаких ночных заседаний, никаких бдений до утра. Всем работать днём и покидать Кремль ровно в шесть часов вечера. Проголосовали единогласно.
В новом послесталинском Президиуме ЦК царил сумбур. На роль нового единоличного вождя не подходил ни один. Микоян, Каганович и Ворошилов были равнозначными фигурами и не претендовали на верховное лидерство, как и Булганин, относительный новичок на верхнем этаже власти. С другой стороны, образовалась крепкая тройка — Берия, Хрущёв и Маленков. Их часто видели вместе. По большому счёту они полностью контролировали всю систему управления страной: Берия — новое суперминистерство, образованное объединением МВД и МГБ, Маленков — государственный аппарат, Хрущёв — партийный аппарат. Это было то, что называлось «групповщиной», и никогда не приветствовалось, но теперь некому было покритиковать всесильную троицу. Осторожный Молотов к этой группе не примкнул.
Образование группы очень не понравилось Микояну: теперь троица могла навязывать свои решения остальным членам Президиума.