Анастас Микоян

Каждое пересмотренное дело политического арестанта вскрывало факты злодеяний, пыток, фальсификации доказательной базы, разных форм давления. Следователи давили на арестованных, потому что начальство давило на следователей, потому что на начальство давило более высокое начальство, приказы спускались с самого верха, в конечном итоге все нити вели в Кремль, к Сталину, Молотову, Ворошилову, Кагановичу, Маленкову, каждый из них подписал по три с лишним сотни расстрельных списков, и все они, за исключением усопшего Хозяина и казнённого Берии, продолжали занимать высшие посты.

Год 1955-й начался со смещения Маленкова. 8 февраля он был освобожден от должности председателя Совмина. Его сменил Николай Булганин. Маленков при этом сохранил членство в Президиуме ЦК. Критикуя его, Хрущёв припомнил ему и личные близкие отношения с Берией, хотя весной и летом 1953 года и сам водил дружбу с тем же Берией. Молотов предложил убрать Маленкова также из Президиума ЦК, вопрос проголосовали, Микоян выступил против изгнания Маленкова из партийной верхушки.

Здесь можно подобнее остановиться на мотивах Микояна. Он отлично помнил, что Георгий Максимилианович Маленков был активистом Большого террора, в сентябре 1937 года организовал кровавый погром в Компартии Армении. По идее, Микоян должен был обеими руками голосовать за полное изгнание Маленкова. Но он этого не сделал. Вероятно, он уже хорошо разглядел, что Хрущёв тяготеет к авторитарным способам управления, начинает превращаться во «второго Сталина». Устранение Маленкова ускорило бы этот процесс. Не забудем, что Маленков как администратор был гораздо опытнее, а возможно, и талантливее Хрущёва и гораздо раньше оказался на верхнем этаже власти. Может быть, Микоян трезво рассудил, что Маленков, как недобитый противник Хрущёва, будет ещё полезен.

Историки считают, что вообще Маленков, во-первых, вовсе не хотел становиться единоличным лидером партии. Он согласился передать Хрущёву важнейший пост секретаря ЦК и таким образом перестал контролировать партийный аппарат. Во-вторых, Маленков, как и Хрущёв, склонялся к необходимости реформ. Им обоим было по пути. При желании Хрущёв мог бы наладить конструктивные отношения с Маленковым.

2 Визит Хрущёва в Китай

28 сентября 1954 года большая делегация первых лиц СССР, во главе с самим Хрущёвым, отправилась в Пекин, официально — отметить пятую годовщину образования КНР.

Вторым, после Хрущёва, гостем был Микоян. Поехали также председатель ВЦСПС, кандидат в члены Президиума ЦК Николай Шверник и 1-й секретарь Московского горкома партии Екатерина Фурцева. Поехали даже артисты — ансамбль народного танца Игоря Моисеева.

Поездку готовили долго. Хрущёв очень хотел произвести на председателя Мао благоприятное впечатление, в идеале подружиться с ним и создать союз двух огромных держав. Заявил коротко: «С китайцами будем жить по-братски». Способ братания Хрущёв придумал простой: подкупить китайцев. КПК получала от северного соседа щедрую помощь. Но просьбы всё умножались. Весь процесс братской поддержки утрясал Микоян и заместитель министра внешней торговли К. Коваль.

Хрущёв настаивал на максимальном удовлетворении аппетитов КПК. Он очень оценил позицию Мао, который не стал возражать против устранения Берии и публично никак не высказался. Хрущёву хотелось, чтобы Мао признал его как равноправного лидера. К тому времени с советской помощью в Китае построили больше 200 современных заводов, но это было только начало. В итоге в 1954 г. китайцы получили кредит в 620 миллионов золотых рублей, и ещё 400 миллионов советская сторона обещала вложить в строительство более 140 промышленных предприятий. По мнению историков, главная ошибка Хрущёва была в том, что он первым нанёс визит Мао, а нужно было добиваться обратного хода. Но нет, Хрущёву очень хотелось стать дипломатом.

Он сел в самолёт (Ил-14) в замечательном настроении и шутил над Микояном. В Пекине он нарушал все протоколы, пытался обнимать и целовать Мао, китайцы были шокированы.

Формально Мао оказал гостям гостеприимный приём, он купался вместе с Хрущёвым в бассейне (было очень жарко), но всё его поведение говорило о том, что нового лидера СССР он оценивает невысоко. Всё «выглядело до приторности слащаво и противно», признаётся сам Хрущёв.