Анастас Микоян

Важно понимать, что Микоян очень рассчитывал, что после смерти Сталина в партии будет восстановлены демократические принципы коллективного руководства. Все решения голосуются, несогласное меньшинство подчиняется воле большинства. При этом каждый имеет право высказать свою точку зрения, попробовать убедить прочих. Если Микоян первоначально возражал против ареста Берии — это было его неотъемлемое право. Арест и расстрел члена Президиума ЦК и главы тайной полиции явно не поднимал престиж руководства СССР, в том числе на международной арене. Если вчера товарищ Берия был ваш главный соратник, а сегодня он — враг и шпион, то где тогда были ваши глаза? Кроме того, Микоян до конца не доверял ни Хрущёву, ни Маленкову, оба были слишком склонны к интригам, к сколачиванию групп по принципу «против кого мы будем дружить». Если вокруг тебя плетут интриги, поневоле необходимо соблюдать осторожность.

После нейтрализации Берии авторитет Хрущёва в Президиуме ЦК мгновенно возрос: он сумел провернуть то, на что другие не осмеливались. Добившись неформального лидерства в Президиуме, далее Хрущёв только развивал свой успех. Другие члены Президиума, также неформально, признали лидерство Никиты Сергеевича: все убедились в его решительности, а также, что важнее, в его коварстве. Если он сумел уничтожить самого Берию, то уничтожить любого другого для него не составляло труда.

Пост председателя КГБ, выделившегося из МВД в марте 1954 года, занял заместитель Берии Иван Серов, бывший когда-то наркомом внутренних дел Украинской ССР и членом Политбюро КП Украины. Серов доказал личную преданность Хрущёву; впоследствии они стали единомышленниками, Хрущёв доверял Серову и активно на него опирался.

Арестован был и Серго Берия, талантливый радиоинженер. Просидев год в тюрьме, он вместе с матерью был выслан в Свердловск (оба под фамилией матери — Гегечкори). Громить семью расстрелянного — ещё один сталинский приём, взятый на вооружение новой властью. Так расстрелом Берии 23 декабря символически закончился 1953 год.

В следующем году страна продолжала в основном двигаться по инерции, по рельсам, проложенным Сталиным. О критике Хозяина не могло быть и речи. Все огрехи и ошибки в руководстве страной свалили на Берию, агента империалистических разведок, который, войдя в доверие к Сталину, систематически его дезинформировал. Такая легенда всех устраивала до поры до времени. Хрущёв занимался укреплением личного авторитета и готовил атаку на Маленкова, главного своего конкурента. Параллельно расширялись процессы реабилитации, но пока с осторожностью. Свалить всё на одного единственного зловещего Берию не получалось: ведь пик репрессий пришёлся на 1937 год, когда Берия ещё не работал в Москве. И вообще, теория, что «плохой Берия» дезинформировал «хорошего Сталина», не выдерживала критики, поскольку выставляла Сталина в невыгодном свете: ведь в массовом сознании Сталин был живым Богом, всё видел, всё знал, любого врага чуял за километр.

Но всходы новой жизни уже появились, крепли и тянулись к солнцу. В 1954 году Микоян побывал в Ереване и выступил перед армянской интеллигенцией. Неожиданно он заговорил о памяти великого армянского поэта Егише Чаренца, расстрелянного в 1937 году. Микоян заявил, что Чаренцу следует вернуть доброе имя и возобновить публикацию его произведений. Далее в таком же ключе Микоян высказался о других армянских литераторах — Раффи (Акоп Малик-Акопяне) и Рафаэле Патканяне. Армянские интеллигенты не поверили своим ушам. Аплодисменты гремели долго. Назревала сенсация: соратник Сталина заговорил о возвращении имён запрещённых писателей-националистов! Речь Микояна опубликовали в армянских газетах. Но при перепечатке того же текста в центральной прессе его сократили, упоминание о Чаренце и Раффи просто вырезали от греха подальше.

Тем временем Хрущёв с подачи Серова инициировал пересмотр «Ленинградского дела». Все, кто проходил по нему и уцелел, были освобождены и реабилитированы: а это более ста человек, приговорённых к тюремным срокам, и ещё более 2 тысяч исключённых из партии и уволенных с работы. 3 мая Президиум ЦК вынес постановление о реабилитации Кузнецова и прочих. В том числе освобождена была Зинаида Кузнецова, тёща Серго Микояна.

Эти события взволновали людей. Те, кто продолжал сидеть «за политику», хотели выйти из лагерей. Те, кто уже вышел, хотели, чтобы им вернули их квартиры и комнаты, разрешили вернуться домой из ссылок, восстановили в партии. Со всех концов страны в Москву полетели тысячи писем и заявлений с просьбами о пересмотре дел и реабилитации. Нужно было принимать меры. Сказав «а», нужно было говорить и «б». Если реабилитировали крупных деятелей, надо было реабилитировать и простых смертных, иначе подрывался важнейший для советского общества принцип равенства.

Эта ситуация потом повторилась в 1985–1989 годах, когда Горбачёв начал свои реформы, сначала они были половинчатыми и не затрагивали основ советского строя, но летящая с высоты лавина становилась всё мощнее, пока не погребла под собой всю страну.