Ами-Де-Нета [СИ]

Солнечные лучи косо падали на растянутые пальцами нитки. А сами пальцы — розовые, почти прозрачные в золотом неярком свете.

— Сюда вот, — подсказал за плечом хрипловатый голос, и как всегда, Неллет смешалась, пальцы дрогнули, роняя петлю.

— Калем, — строго попеняла Натен, стоящая напротив, подняла глаза, укоризненно качая головой. При каждом движении свет скользил по щеке, трогая округлость маленького уха и золотистый пушок на коже.

Неллет молча нагнулась, подхватывая длинные концы шерстяной нитки. Прикусила губу, снова накидывая петли. Как надо. Как показала ей Натен. Но неудобно сложенные пальцы не слушались и она, выдохнув, перекинула петли, как было удобнее.

— Не так! — возмутилась Натен, протянула руки, но не решилась тронуть плетение, только ткнула воздух пальцем, — сюда и сюда.

— Мое — другое, — возразила Неллет, — мое вот так.

— Ну, конечно! — Натен опустила руки, встряхивая, показать жестом — она отказывается принимать изменение. И отошла в тень, сжав губы и нахмурившись. Пробормотала что-то себе под нос.

— Она говорит, ну конечно, ты ж у нас самая принцессная принцесса, — тут же перевел Калем в слова ее недовольное бормотание, — ты ж лучше всех знаешь, как надо.

Неллет скомкала нити, шагнула ближе к обиженной девочке. Быстро оглянулась на меркнущий свет в щелястой стене сарая. Но сейчас обида Натен была важнее страха наступающей ночи.

— Я не потому, — попробовала объяснить, прижимая одну руку к груди, — вот тут, оно не хочет, чтоб мой палец совался сюда. Натен, понимаешь? Это твой палец. Должен тут.

— Твоя васса, — сердито отозвалась Натен, — и вообще я пошла бы отсюда, у меня дел куча. Мисери Лоун снова начнет меня стыдить. А кто виноват?

— Иди, — покаянно согласилась Неллет, — правда, иди.

— Угу. А ночью не спать, потому что ты кричишь, как голодная сычиха, да? Нет уж. Пока свет не ушел, нужно доделать. Дай.

Она отобрала у Неллет моток. Ловко распутывая петли, смотала, опустила в карман передника и вытащила длинный конец нити, складывая его вдвое. Шепча про себя, накидывала петли на пальцы, подтягивала, поворачивала руки, потом растянула, подставляя слабому свету. На растопыренных согнутых пальцах задрожала, натягиваясь, неровная паутина из толстой шерстяной нити синего цвета.

— Вот! Просто же!

Неллет коснулась костяшки ее согнутого пальца:

— Ты так можешь. А я могу по-другому. Извини. А так — нет.

Говоря, старалась не оглядываться, зная, за их спинами стоит Калем, покачиваясь на подошвах, смотрит, не вынимая рук из карманов коротких штанов. И сразу покраснела, думая о его блестящих глазах и растрепанных волосах над широким лбом. Вздрогнула, услышав голос, будто в ответ на ее мысли.

— Дай ты ей. Пусть совсем сама. Это ж ее васса.

Натен фыркнула, скидывая петли с пальцев. Паутина провисла, теряя форму.

— Двадцать десятый раз, да?

— Нет, — решительно сказала Неллет, — не сама. Натен, встань тут. Калем… — она кашлянула, справляясь с голосом, — а ты здесь вот, напротив. Нужно вместе.

— Вассу никто не делает вместе! Ты еще вместе с Калемом сядь на горшок!

— Натен! — краска смущения так горячила щеки Неллет, что она перестала видеть. И сарай с его высокой крышей, пропадающей в сумраке, и двоих друзей в слабых лучах, пронизывающих пустоту скачущими пылинками.

— Давай, — Калем встал напротив, поднял руки, топыря короткие сильные пальцы, — говори, чего делать.

— Пусть само, — теперь Неллет старалась не смотреть прямо, повертывала лицо, чтоб обращаться к сердитой Натен, которая тоже подошла, неохотно подымая руки в длинных рукавах серого платья.

— Нужно закрыть глаза. Натен, ты сделай петлю, любую, а нитки передай мне. А я потом… передам. Дальше. И так, по кругу.

— О-о-о, — Натен не нашлась, что ответить, но Неллет поняла возмущение. Тонкое искусство плетения васс, гармонизирующих пространство. Оно требовало напряжения и контроля. Это особенно подчеркивала мисери Лоун, рисуя на доске сотни петель и заставляя выучивать комбинации согнутых и выпрямленных пальцев. Контроля! И вдруг — закрыть глаза. Доверить нитку вассы другому, который тоже стоит, ослепнув, и ловит ее наощупь.

— Дело говорит, — негромко поддержал Калем, — давай, времени почти ничего.

В сарае наступила тишина, только детское дыхание и в дальнем углу шуршала, попискивая, нахальная мышь. Снаружи долетали крики детей, даже шум города, смягченный высоким забором и расстоянием, но это казалось ненастоящим. А настоящее сейчас было тут, шесть рук парили в спокойном воздухе, и Неллет ощущала идущее от них живое тепло.