Амба

Ночью ему снился странный сон, Илья находился в неизвестном ему месте, прежде он не видел этой скалы и ледника, свисающего с неё, это он точно мог сказать. Скала была голой, не поросшей травой, кустарником или деревьями, как обычно это бывает в Дальневосточной тайге. Камень, из которого состоял этот горный массив, имел черный с золотисто-зелёным оттенком цвет. Лед, покрывающий почти всю скалу таял, то тут, то там, можно было заметить ручейки, бегущие по чёрным влажным камням. На улице был ясный, солнечный летний день, всё вокруг покрыто зеленью, кроме этой самой горы, возвышающейся черным монолитом посреди зелёной тайги.

Раздался хруст ветки, Илья повернулся на звук, в метрах двадцати, возле большого камня, покрытого зелёным мхом, горел небольшой костёр. Возле него, согнувшись в три погибели, суетился какой-то старичок в лохмотьях, свисающих с него практически до земли. Илья словно под наваждением, направился к костру, чтобы не напугать деда своим внезапным появлением, заранее, дал о себе знать.

- Здравствуйте, Дедушка! – крикнул Илья первое, что пришло на ум.

Дед, опираясь на палку с рогатиной в верхней её части, повернулся в сторону Ильи. Это был старый, покрытый множеством морщин, с кожей цвета коры дуба, нанаец - представитель исконно Дальневосточных жителей, проживающих по реке Амур, ещё задолго до того, как в эти края наведался с миссией исследователя и покорителя этих земель Ерофей Павлович Хабаров, который, кстати, являлся неоднозначной личностью. Поговаривали, что он не брезговал отсылать в Якутск ложные донесения, за что его невзлюбили казаки и служилые люди, впоследствии подали челобитную[5]на него. Помимо этого, выяснилось, что Хабаров был весьма недоброжелательно настроен по отношению к местным народам (нанайцам), которые разбегались от него, в результате чего плодородная земля не возделывалась и ясак[6] не мог быть снят, отчего страдала казна.

- Здравствуй, Илюша! – поздоровался старец, затем махнул свободной рукой, вытащив её из-под тряпья, добавил:

- Иди к костру, грибов ходил собрал, печь хочу, вместе будем.

Илья, странное дело, совершенно не удивился, что старик знает, как его зовут, наверное, во сне так и должно быть, все знают, как тебя зовут, ведь это твой сон. Подойдя к костру, Илья присел на корточки, и подкинул пару веток в кострище, вдруг вспомнил, что у него нога подвёрнута, а он вроде не хромает. Взглянув на больную ногу, увидел, что обут в чуни[7], с незнакомым орнаментом по всему голенищу, такой обуви у него отродясь не было, поэтому он искренне удивился. Но главное, что нога не болела, в обуви было комфортно и удобно.

Рядом откуда ни возьмись появилась плетённая из прутков ивы корзина, полная грибов, Илья заглянул в неё и к своему удивления увидел, что она полна мухоморов с красными шляпками, белыми, выступающими пятнами на этих шляпках.

- Дедуль, да ты одних мухоморов набрал, зрение, наверное, подводить стало? – спросил Илья старика, ковыряясь среди мухоморов, ища съедобные грибы и не находя таковых, в корзине были одни лишь мухоморы.

- Чё бы твой понимал, молодой ещё, моя ходить правильный гриб брать, твоя ходить тоже правильный собирать, только мой готовить не умеешь, – хитро прищурившись ответил старик.

Слушая его, Илья поймал себя на мысли, что дед как-то уж по- киношному говорит, именно так все русскоязычные народы думают, что говорят нанайцы. На самом деле ничего подобного: нанайцы так же, как и русские говорят без акцента, так как русский язык, стал для них родным. Списав всё это на то, что дедушка старый, может, поэтому говорит, как ему удобно, Илья улыбнулся, продолжая слушать дедушку.

- Красну плёнку с шляпки снимай, потом ножку скобли, вред снаружи, внутри вкусно. Потом прутик бери, долго над дымом копти, живот сыт, голова довольна, – дед достал из своих лохмотьев ножик с коротким широким лезвием, протянул его Илье.

Доверившись старику, Илья взял первый мухомор из корзинки, приступил к выполнению инструктажа нанайца, срезая красную с белыми пупырышками часть со шляпки мухомора. Сперва получалось не ахти, но со временем появилась сноровка. Незаметно Илья перечистил все грибы в плетёном лукошке.

- А вы откуда будете? – нанизывая на тонкую, очищенную от коры веточку второй мухомор, спросил Илья.

Старик, держа двумя руками ветку, пытался есть горячий, только что приготовленный гриб, постоянно дуя на него, отвлёкся от своего занятия и подняв голову вверх, что-то высчитывая про себя, шевелил лишь своими губами. Затем резко, как будто что-то вспомнив, указал рукой в сторону, солнца сообщил;

- Моя идти долго, вон оттуда, сопка раз, два, восемь сопок проходить, – ответил дед, не сообщив, таким образом, ровно ничего, что для Ильи имело бы значение.

- А, куда идёте? – поняв, что дед не ответит на первый вопрос, задал Илья второй.

- Так известно куда, моя к тебе идет, моя к горе Аяктаку[8], – спохватился старик.

- Зачем? – удивился Илья, переворачивая поджаренный гриб.

- Как зачем!? Тебе моя помощь очень нужно, моя выручать идёт. – в свою очередь удивился дедушка в лохмотьях и продолжил: