Альв

«Ванахейм? – усмехнулся мысленно Яков. – Так я, выходит, жил в мире ванов?[76] Любопытная теория!»

Вообще-то, насколько помнил Яков из читанной им еще в гимназические годы «Саги об Инглингах», в географическом смысле Ванахейм располагался на берегах Черного моря в Сарматии, в районе устья Танаиса, то есть Дона. Так что формально утверждение Альв было ошибочным, так как Себерия – это скорее все-таки Гардарики, чем Ванахейм. Но если рассматривать Ванахейм в метафизическом смысле, все сходится. По отношению к Мидгарду, то есть миру людей – имея в виду мир, в котором сейчас находился Яков, – Себерия никак не Асгард[77]. Ну а из других возможных миров Ванахейм выглядит наиболее предпочтительным, тем более что ваны, как и асы, в массе своей вполне антропоморфны и легко сойдут за людей.

– Ты, конунг, тоже жил в Ванахейме? – с интересом посмотрела на него никс Лорелея.

– Да, – согласился Яков с очевидным. – Я там вырос. А потом встретил Альв и решил вернуться в Мидгард.

В принципе все верно. Так все и случилось. Мальчишкой он бежал из этого мира в тот, прожил там, в Себерии, тридцать пять лет и, если бы не встретил Альв, никогда бы не вернулся в этот мир. Ну а как они называются, эти миры – уже совсем другой вопрос. Возможно, они и вовсе безымянны.

– Каков он, Ванахейм? – спросила с придыханием, едва ли не с трепетом рыжеволосая русалка.

– Прости, Флосхильда, – покачал головой Яков, – но не обо всем мне дозволено говорить. Скажу лишь, что Ванахейм – это просторный и прохладный мир, в котором мне легко дышалось и интересно жилось. Пришлось мне там воевать, пришлось и служить. Посчастливилось пить крепкое вино, любить красивых женщин и водить дружбу с героями. Однако ванов я не встречал. Они там давно не живут. Нашли себе место получше и наведываются в Ванахейм лишь от случая к случаю.

Получилось похоже на сагу. Поэтично, но не конкретно. Оно и к лучшему, потому что промолчать не получится, но и рассказывать правду не стоит…

– И мне не расскажешь?

Переход оказался настолько внезапным, что Яков не сразу даже понял, где он и с кем говорит. А между тем, если только что он сидел за пиршественным столом, то сейчас стоял около камина, и не один. Вопрос задал высокий широкоплечий мужчина в кольчатой броне, темно-русый, бородатый, высоколобый, с прямым длинным носом и проницательным взглядом серых глаз. И еще он был одноруким, и поэтому меч висел у него справа – под левую руку. Внешность незнакомца неожиданным образом встревожила Якова. Что-то в облике этого воина заставляло его сердце буквально трепетать. Практически незнакомое чувство, но что есть, то есть.

– Рассказал бы, если бы мог, – уважительно, но непреклонно ответил на вопрос Яков.

– Так-то ты проявляешь уважение к великим предкам, – усмехнулся в густые усы воин. – А ведь я все-таки бог!

«Бог? Однорукий бог?»

– Ты Тюр? – с известным скепсисом в голосе спросил Яков и бросил быстрый взгляд через плечо.

Если верить глазам, там за столом застыли в живописных позах – словно остановилось мгновение – все участники поздней трапезы. И Яков, что любопытно, тоже там присутствовал, сидел рядом с Альв, подняв в руке серебряный кубок с вином. Но одновременно он находился и здесь, у камина, и смотрел на самого себя, бросив взгляд через свое собственное плечо.

– На такое, Яков, способны только боги!

– Извини… – пожал плечами Яков. – Э… Как мне к тебе обращаться?

– Ты Яков, я Тюр. По-моему, все более чем просто.

– Но я человек, – возразил Яков, – а ты – бог.

– Ты мой потомок, – снова усмехнулся в усы Тюр, – а значит, в каком-то смысле ты тоже бог.

– Ну это вряд ли… И потом, почему Яков, а Арбот?

– Но ты же Яков, – пожал плечами бог. – Когда ты думаешь о себе, ты называешь себя Яковом, и, может быть, ты не обратил внимания, но твоя колдунья тоже перестала называть тебя «Йеп». Ты и для нее теперь Яков.

И в самом деле, в последние дни, а вернее, с тех пор, как на пустынной лесной дороге Яков уложил из огнестрела целую толпу безумных сестер какой-то там валькирии, что-то случилось между ним и Альв. Не хорошее и не плохое, но что-то такое, что порой в корне меняет систему отношений, установившуюся между двумя людьми, мужчиной и женщиной. Альв словно бы увидела Якова новыми глазами. Поняла что-то, чего не понимала прежде, и… Черт его знает, как это определить или хотя бы объяснить. Она не разлюбила его, нет. Но и не полюбила больше, чем любила до сих пор. Просто сама ее любовь – а Яков уже не сомневался, что это именно любовь – изменилась, став иной, приобретя новые, незнакомые черты. И да, с тех пор Альв называла его только Яковом. Не Йеп, не Арбот, и даже не Якоб, а именно Яков, и это непременно должно было что-то означать. Вот и Тюр обратил на это свое божественное внимание.

– Это что-то значит? – спросил Яков.

– О да! – хохотнул бог. – Это значит, что тебе в очередной раз повезло, мой мальчик! И заметь, без моей помощи. Такая женщина! Такие чувства! И все сам. Сам! Получается, я тебе, внучок, кое-что задолжал. А богу, Яков, ходить в должниках невместно!