Альтераты. Соль

Острая, ослепляющая догадка, ворвалась, переворачивая сознание.

КЛЮЧ! Точно, та, что заперта в клетке, просила взять ключ. Тот самый, бронзовый, с отломанным зубцом и крученым ушком.

Тим задыхался. Тупая боль, растекавшаяся колючей плазмой по венам, обострялась. Сжимала горло, закипала в висках. Динамики непрестанно шипели, он не мог разобрать обрывки неразборчивых фраз. Кажется, шторм. Кажется, беда.

Тело безвольной куклой болталось, закрепленное к выброске: краешком уцелевшего сознания Тим узнавал красный спасительный трос, чувствовал крепкие руки парней, руководивших его спасением.

Море все-таки не хочет раскрывать свои тайны.

В странном водовороте событий и дней Тим видел девушку с пронзительно-синими глазами в простой льняной рубахе, бегущую от погони. Испуганные синие глаза, и приоткрытые в немом крике губы. «За что?» Вопли толпы, свист безжалостной плети, горячие угли у тонких и худеньких стоп. «Сдохни, ведьма!», — бесновалась толпа. Холодный строгий взгляд и знакомый узор на обручье: «Отрекись от ереси!»

Знакомый утес. Женщина, которую он видел в трюме, обернулась яркой брюнеткой. Безумный взгляд, и червоточина пистолетного дула, обращенного к Скраббл.

— Беги! — прохрипел Тим, надеясь докричаться.

Перед глазами мелькнуло и погасло смутно знакомое лицо: хмурый взгляд, острые скулы, аккуратная бородка, изрезанное морщинами лицо. Стражник за спиной Анны. Сурово взглянув на Тима, тень скользнула к поверхности и серым вихрем рванула к берегу.

4

— Фиксирую расширение радиуса магнитной аномалии, изменение скорости ветра до двадцати метров в секунду, — вахтенный докладывал каждые пять минут. Самойлов уже не ожидал получить от береговых служб сколько-нибудь достоверную информацию, доверившись команде, сошедшим с ума приборам и собственному опыту. Опыт подсказывал срочно выводить «Малахит» на большие глубины. Автономный робот уже вернулся на борт, команда закрепляла его на случай шторма, проверяла повреждения. Шестеро дайверов на выброске — вот проблема.

— Что там дайверы, на какой глубине первая тройка? — спросил у вахтенного офицера, только что получившего отчет от группы обеспечения.

— Финальная остановка безопасности, шесть метров, товарищ капитан первого ранга.

— Рыбаченко предупрежден?

— Так точно. Катер у буя, — вахтенный, помолчав, уточнил: — Ветер поднимается. Выброску относит.

Самойлов мрачно кивнул.

— Что слышно от водолазов-спасателей?

— Погружение тридцать метров, произвели замену дыхательной смеси Торопову. Поднимаются. Барокамера судна обеспечения готова. Все штатно, товарищ капитан первого ранга.

Капитан «Малахита» тяжело выдохнул: «Чего уж тут штатного?».

5

Черная иномарка припарковалась за углом.

Доктор Страуме сверился с адресом из сообщения сотового, аккуратно положил солнцезащитные очки на приборную панель. Небо, хоть и безоблачное, потускнело. Из приоткрытого окна тянуло прохладой.

— Когда уже в этом году наступит лето? — в который раз за это утро спросил он у кого-то невидимого небесной канцелярии. И в который раз не дождался ответа.

6

Анна проверяла раз за разом телефон: больше ни одного сообщения ни от отца, ни от Торопова. Металась по комнате. Два шага влево, два шага вправо. Поворот. Два шага влево, два шага вправо. Пришло новое сообщение.

Анна взяла телефон. Сообщение от мамы.

«Аня, я никогда не смогу рассказать тебе это, глядя в глаза, но ты должна знать. Я всю жизнь прожила в страхе, что ты узнаешь, я умоляла твоего отца сохранить все в тайне. И он молчал. В том, что произошло между нами тринадцать лет назад, виновата я! Я полюбила другого. Я изменила твоему отцу и не посчитала возможным скрыть это от него. Малодушно надеялась, что смогу убедить его сохранить семью. Олег не смог меня простить, но в этом весь он. Прости меня».

Аня медленно опустилась на край кровати, вернула сотовый на стол.

Выскользнула из дома. Сестры Марина и Светлана приглушенно спорили, мать еще не вернулась из школы. Светлана вся извелась, перечисляя все кары небесные, которые обрушатся на ее голову, как только та появится на пороге.

— Наверно, на конкурс не пустит, — тихо предположила подросток. Марина только фыркнула. — Или гулять запретит. На месяц. Или на два.

— Бери дальше: до пенсии. И угомонись уже.

— А вдруг из школы исключат? — голосок тихий, испуганный.

Анна прошмыгнула за ворота.

Каждый шаг отдавался тягучей болью в суставах, кожа на плечах и спине будто полыхала, касание ткани заставляло вздрагивать и сжимать до скрипа зубы. Обхватив себя руками и покачиваясь, Анна обошла дом кругом, вышла к знакомой уже спортивной площадке. Она помнила — там был спуск к морю, поискала глазами проход. Не найдя, обошла ограждение узкой, едва протоптанной тропинкой.

Смолистые кипарисы, акация: цепляясь за ветки деревьев, девушка спустилась по склону, присела на каменистом уступе. Ветер порывисто бил по щекам, срывался на сиплый крик. Пробираясь под тонкую ткань рубашки, холодил воспаленную кожу, заставлял уныло ёжиться и щурить глаза. Он приносил на своих крыльях голоса. Незнакомые, пугающе-враждебные. Анна сжала виски, отгоняя их.