Невидимой змейкой в сознание Торопова проникало понимание. В разгадке кроется изящество.
Самые блестящие разгадки помещаются в одно простое предложение.
Его разгадка поместилась в одно слово. В одно имя.
Видение схлопывалось водоворотом, расцветая на дне огромным ледяным цветком, разрастаясь. Мощный толчок привел в чувство, заставив сделать резкий вдох. Чьи-то руки вырвали его из темноты, что-то ослепило мутно-желтым электрическим светом.
Еще толчок, еще один рывок вверх, в ускользающее сознание и дремоту.
Странные тени ползли по мертвому дну. Словно в детском диафильме мимо дайвера проплывали образы древних, давно затонувших кораблей. Их закованные бедой души отряхивали белый ил, вырываясь из небытия, устремлялись к берегу, повинуясь неведомой силе, пробудившей их.
Самойлов с беспокойством поглядывал за линию горизонта: сводка обещала ясную погоду, в то время как горизонт охватила черно-синяя кромка. Море обманчиво притихло.
Пресловутая «чуйка» говорила о надвигающейся непогоде, которую вблизи берега, с застрявшим на дне аппаратом и четверкой технодайверов встречать не хотелось.
— Что там с аппаратом? — поинтересовался у начальника лаборатории.
— Работаем, связь есть, — отозвался напряженно.
— Еще б вы не работали, — огрызнулся капитан. — Мне сколько еще судно держать тут?!
— Мы ускоряемся…
— Ускоряйтесь оперативнее. На нас штормовой фронт надвигается.
Начальник лаборатории витиевато выругался.
Мигнул индикатор внутренней связи:
— Товарищ капитан первого ранга. Проблема с дайверами. Скворцов в известность поставил, настаивает на экстренном всплытии команды: страхующий Лебедев сообщил о неполадках в работе четверки. При поднятии команды резко дернулась вниз выброска, командир группы Тимофей Торопов, замыкавший команду, на связь не выходит. На выброске отсутствует.
— Вызывайте бригаду с судна обеспечения, предупредите о готовности барокамеры, — в рубку из приоткрытого иллюминатора ворвался тонкий порыв ветра, колкий и вкрадчивый. — Черт возьми.
Самойлов вызвал береговую станцию метеорологов — данные о надвигающемся шторме не подтвердились. Самойлов округлил глаза и матюгнулся:
— В окно посмотрите! У меня четверо дайверов на отметке восемьдесят метров болтаются и глубоководный аппарат. Сколько времени до накрытия фронтом?!
— Товарищ капитан первого ранга, — акустик активировал вторую линию. — В квадрате работы технодайверов фиксирую изменение глубины дна, восемьдесят метров, сокращается. Края неровные, размытые. Фиксирую колебания грунта и множественные магнитные аномалии. Множественное присутствие посторонних подводных объектов. Акустической системой не подтверждаются. Данные проверяем.
Самойлов покосился на стремительно расширяющуюся полосу иссиня-черного фронта. Гладкое, как шелковое покрывало, море набиралось свинцовой тяжестью.
— Рост радиуса аномалии. Отмечаем направленное движение в сторону береговой линии.
Иван Васильевич насторожился:
— Уточните, что значит «в сторону береговой линии»? Перпендикулярно основному течению?
— Так точно, товарищ капитан первого ранга. Магнитная аномалия стекается к берегу, район поселка.
Самойлов уставился на тонкую черную полосу на линии горизонта и отдал команду приготовиться к приближающемуся шторму.
Тим медленно приходил в себя. На мгновение, уколом в грудную клетку, его накрыло осознание, что он не умер и поднимается на поверхность. Что свет рядом — это фонарь в руках кого-то из парней. А еще — что жуткий образ из сна, мучивший его год за годом, оказался знакомым и доверчивым. Он больше не боялся его. Он узнал эти синие глаза, эту непокорную улыбку.
Светлое лицо рассыпалось в его сознании странным видением в трюме затонувшего тысячу лет назад корабля, играло греческим огнем на стенах, отражалось в темных ледяных кристаллах, ворвавшихся в трюм вместе с жестокой водой. Кажется, он даже слышал крики о помощи тех, кого корабль забрал с собой. Тех, кому суждено разделить с кораблем его вековой покой.
А Тима он отпустил. Или это
Ведьма.
Огонь.
Лед.
Изуродованные плечи и руки в кандалах. Грубо сбитая деревянная клеть. Излишняя жестокость или необходимость тюремщиков?
Перед глазами вновь и вновь вставали мельком увиденные там, в парке «Робкой звезды» дружинники, всплывала горделивая осанка Скраббл в мутно-желтом свете фонаря. Кто сказал, что призраки за ее спиной — стража?
Голос Бориса Аркадьевича, историка из музея Горгиппии, прорывался сквозь мрак. «