— Ты чего тут спряталась? — Торопов, как всегда в потертых кедах и выгоревших на солнце шортах, шумно скатился по склону. Он сразу заполнил собой все пространство вокруг, не оставив даже клеточки пустоты.
— На море смотрю.
— А чего на него смотреть? В нем купаться надо!
Прямо в обуви шагнул в волну, легко подхватил девушку на руки и потащил на глубину.
Она не взвизгнула, не кокетничала и не отбивалась. Позволила утянуть себя, как была, в одежде. Обхватила Торопова за шею, прижалась к колючей, пахнущей свободой щеке.
Их осталось двое: Тот, кто не должен был умереть, и Та, которая тысячу лет не могла найти покой.
Тихий закат укрывал их голоса. Его рука на ее плече, нос уткнулся в мокрую, пахнущую шоколадом макушку.
— Анют, я одного не могу понять. Если та девушка, которая проснулась в тебе, которую пытали и держали в клетке, как зверя, — Морена, или ее душа в ней, — как позволила она сделать это с собой? Как позволила поймать? Казнить? — дайвер коснулся губами лба, крепко и трепетно сжал хрупкие девичьи плечи, притянул к себе, словно проверял реальность происходящего. Будто случайно коснулся губами уголка девичьего рта.
Анна прильнула к нему, прислушиваясь к биению его сердца, прикрыла глаза:
— Соль. Помнишь, я рассказывала: там, в пансионате, после сеанса у Страуме, когда я почти вспомнила все, я чувствовала соль на губах? Как она жгла, рвала изнутри? Ей не давали пить, а раны поливали морской водой.
Дайвер кивнул:
— Когда я на дне был, я видел последние минуты жизни Марьи-волхвы. Зарина велела не поить ее.
Тонкие руки в жестких кандалах, замершая на губах капля. Белые кристаллики льда, съевшие железо и рассыпавшие его в белый прах.
Тимофей пробормотал:
— И поэтому там, в трюме, она тоже просила воды. Единственное спасение, — он помолчал, крепче обнимая девушку. — Знаешь, я не верил во все это, пока не оказался на дне снова. Я думал это все — безумие.
Анна устало повела плечом:
— Безумие. Хорошо, что у него есть хоть какие-то границы.
Тим приподнял ее над волной, обхватил крепко, привлек к себе, чтобы не растаяла ледяной пылью, как тысячу лет назад.
Нежные руки ответили несмело и трепетно, сомкнулись на широких плечах.
За сотни метров от них, на глубине Черного моря, на отметке в восемьдесят четыре метра, тысячу лет покоится корабль, так и не приставший к родным берегам. Он стал могилой тайне, связавшей в веках четыре души.
Одно преступление. Одно предательство. И одна невинная жертва.
Безжизненные воды хранили их секрет тысячу лет.
Белый ил, волнуясь, укрывает саваном покореженные борта, пряча от любопытных глаз. Смолисто-черные воды вздыхают, накренив потревоженный корабль. Корма неловко ныряет под илистое одеяло и исчезает в разломе. Мгновение, и на месте объекта 2/17 — серебристая пыль и белый ил. И черные воды на долгие восемьдесят четыре метра.
Корабль хранит тайну тысячу лет.
Теперь он сохранит ее навсегда: мертвые верны своей Царице.
Благодарности
Чудеса случаются каждый день. Просто иногда мы их не замечаем.
Мне посчастливилось встретить столько неравнодушных, увлечённых своим делом людей! Моя огромная благодарность Александре Ивановой и питерской рок-группе «Тартария» за внимание к деталям творческой жизни моей героини, за советы и рекомендации.
Виктору Вахонееву — подводному археологу, директору единственного в РФ музея подводной археологии — за открытый для читателей мир подводных исследований Причерноморья, доскональную проработку технических деталей глубоководного дайвинга и подводной археологии. Материалов хватит на несколько книг.
Моей семье, которая всегда находила для меня слова поддержки, спасибо.
Моему мужу, Алексею, без которого эта книга не появилась бы на свет — спасибо. И моей дочери Варваре, ставшей первой читательницей и критиком мистического триллера «Соль. Альтераты».