Альпийский синдром

Когда мы, проскакав по ямам и ухабам разъезженной сельской улочки, подъехали к сельсовету, небо над хатами стало проступать болезненно-серым неярким светом. У порога стояли два милицейских автомобиля, в кабинете у председателя плавилась тусклая лампочка, и через стекла я разглядел две-три смутные фигуры за столом, в одной из которых узнал майора Савенко.

В комнате, куда я вошел, стоял тяжелый, спертый воздух, насыщенный запахом лежалой пыли и табачного дыма. Савенко поднялся мне навстречу, встали и двое других – председатель сельсовета Григорий Савельевич Кот и начальник уголовного розыска Дмитриевский. Остался сидеть лишь один – незнакомый мужчина неопределенного возраста, хмуро-сосредоточенный и с каким-то обреченным упорством уставившийся в узкий промежуток между сейфом и председательским столом.

– А вот и прокурор! – со значением воскликнул Савенко и покосился на мужчину задиристым петушиным глазом. – Сейчас мы тебя оформим – и делу конец. А, Каплун?

Тот не ответил, лишь оскалил крупные кривые зубы, затряс нечесаной головой и тяжко, с глухим, ноздревым свистом вздохнул.

– Ну, ты! – оскалился вдруг Савенко и, подскочив к Каплуну, сделал вид, что хочет стукнуть того по затылку. – На меня глядеть!..

– Товарищ майор!.. – предостерегающе возвысил я голос.

– Николаевич, на два слова, – немедля заменив угрожающие нотки на бархатисто-масленые, ухмыльнулся Савенко.

Мы вышли на крыльцо. Майор неспешно достал из кармана спичечный коробок, встряхнул, прикурил от крохотного огонька и, блаженно морщась, поглядел на небо, все больше яснеющее в просветах между кронами вековых раскидистых тополей. И я не утерпел: поеживаясь от рассветной прохлады, задрал голову и минуту-другую смотрел на зачинающуюся зарю.

– Диспозиция такая, – сказал наконец Савенко, сплевывая табачные крошки и от наслаждения щуря красноватые, невыспавшиеся глаза. – Мы прессуем этого в сельсовете… Участковый опрашивает на опорном пункте свидетелей. Труп увезли в морг. На месте преступления обнаружили следы сапог, отпечатки отлили и изъяли. Ильенко сейчас шурует в хате у этого… – Он кивнул на освещенное окно сельсовета. – Субчик поплыл, еще немного – и расколется. Вы только не мешайте…

– Бить-то зачем, Николай Иванович?

– Какое там бить?! Махнул для острастки, чтобы понятно было…

Я процедил сквозь зубы: «Ну-ну!» – и поинтересовался, что известно о преступлении на эту минуту.

– Известно немного, – вздохнул Савенко, швырнул окурок в лужу у крыльца и стал докладывать: – В лесополосе на окраине села обнаружен труп некоего Тютюнника. Убит ударом тупого предмета по голове. Скорее всего, обухом топора. Жил сам, отношений ни с кем не поддерживал, числился в хозяйстве ездовым. Что делал в лесополосе? Двигал домой. Вербовка тянется полумесяцем, от центра на окраину проще напрямую, по тропинке, – вот он и пошел. Откуда? Ясен пень, из гадючника. Бухал с этим, которого прессуем, – с кумом своим, с Каплуном. Вместе пили, вместе двинули домой. Несколько человек подтверждают: пошли вместе. А когда стемнело, одна баба, соседка Каплуна, козу искала и наткнулась в лесополосе на труп. Что еще? Все! Мы теперь этого Каплуна… Глаза у него бегают, чую – та еще сволочь!.. В дом нас впустил, отпирается: не я! А топор-то у него в сарае, в тазе с водой…

– Надлежаще оформили?

– Все чин чинарем: протоколом осмотра места происшествия. Ильенко составляет…

– Ладно, – сказал я, – работайте. А меня пусть кто-нибудь проведет на место, где труп нашли, потом – к дому подозреваемого. Почти рассвело, вот и осмотрюсь, что да как. Что, левада?.. Пройти можно или вокруг вода?..

В сопровождающие мне был предоставлен участковый, уже успевший опросить свидетелей и теперь куривший за углом сельсовета с привезшим меня сержантом. Был он в помятом и как бы припорошенном пылью кителе с лейтенантскими звездочками на погонах, глядел равнодушно, ступал вялой и медлительной, верблюжьей походкой. Минуя кафе с темными окнами, слегка подсвеченными отраженным в стеклах небом, участковый обогнул большую лужу посреди улицы и свернул на тропинку между огородами.

– Ночью был дождь, – как говорят с самим собой глубоко погруженные в себя люди, бубнил он, позевывая в кулак. – Но уже подсохло: у нас песок… Только возле ручья глина, и то – больше намесили сапогами… В дождь к нам в туфельках ходу нет… Вот же Каплун, вот подлюка!.. Под ноги смотрите: он незаметный, ручей…

Тропинка юркнула между кустами бузины, резко свернула в сторону, и на ее изгибе я перепрыгнул через текучую ниточку ручейка, такую тихую и сонную, что даже журчания воды я не услышал. Здесь, на прогалине между плакучими вербами, я увидел примятую траву и запекшееся ржавое пятно там, где еще недавно вдавливалась в землю откинутая мертвая голова.

– Здесь, – подтвердил мою догадку участковый. – Баба Зина нашла…

В ответ я раздумчиво и важно покачал головой, хотя, по правде говоря, осматривать было нечего: ни сломанных веток на кустах, ни следов борьбы, ни каких-либо вещей или подозрительных предметов. Оперативная группа здесь все обшарила до меня. Но раз уж я приехал…