Читаем Альпийский синдром полностью

– С чего бы мне сердиться? – как можно искреннее улыбнулся я, а про себя подумал: почему спрашивает? отчего так смотрит? все равно здесь что-то не так!

– Поздно уже. Пойдем спать, – позвала Даша, не выпуская моей руки.

Но я тотчас воспротивился в душе, да и немного струхнул: идти спать? Сейчас? Когда ничего не остыло? И как я лягу, когда запах той, другой, запах ее волос, кожи, подмышек, еще не выветрился из памяти, не смыт в ванне, и то, что случилось несколько часов назад, останется на моей совести не на короткое время – навсегда?

– Иди, я сейчас, – сказал я жене, и она летуче поцеловала меня в щеку и вышла, а я еще сидел несколько долгих минут, сомкнув у подбородка пальцы и собираясь с духом, точно на краю пропасти, куда мне предстояло шагнуть.

Когда я все-таки появился в спальне, Даша стояла у зеркала в ночной сорочке и водила расческой по распущенным золотисто-пепельным волосам. Длинные и мягкие волосы струились по ее спине и плечам, рука вздымалась и опускалась размеренно и плавно, полупрозрачная ткань сорочки мало что скрывала, – и, глядя на жену, я вдруг ощутил сладкую пустоту в подвздошье, услышал гулкие тяжелые удары сердца, уловил истомную дрожь пальцев. Но уже в следующую секунду, и шага еще не сделав, я вдруг осознал, что не смогу обнять ее с тем чувством, с каким обнимал прежде, – мешала память о той, другой, какую с холодным безразличием обнимал несколько часов назад. Мерзкое ощущение, едва переносимое, – как если бы, измазавшись с головы до ног, собирался вымазать собой, нечистым, свою любимую женщину.

– Устал. Давай спать, – сказал я и торопливо нырнул под одеяло.

Погасив свет, Даша неслышно легла рядом, прижалась, обняла.

– Спи! – пробормотал я и одеревенелыми губами поцеловал ее теплую ласкающую ладонь.

Никогда еще я не чувствовал себя так потерянно и отвратно.

<p><strong>26. Де ж той дядько Йосип, що горілку носить?</strong></p>

Заезженная притча о надписи на кольце царя Соломона «Все проходит. И это пройдет» не раз вспоминалась мне после ночного разговора с Дашей – едва в зубах не навязла. Но оказалось, навязла не напрасно, – и через время стыд увял, как осенний листок, и совершенное мной прегрешение не казалось уже столь отвратительным и постыдным, как вначале. Тем не менее еще с неделю я крутился как карась на сковородке: дома притворялся уставшим и ускользал от близости с женой, а на работе старался не оставаться наедине с Надеждой Гузь – мотался по району с проверками, просиживал штаны в суде или выпивал рюмку-другую с Мирошником. А там памятливая совесть стала покрываться пылью, как рухлядь в чреве старого дивана, – и я уже как ни в чем не бывало переглядывался и шутил с Надей (не более того), а по ночам жадно и исступленно любил жену, точно винился и заглаживал вину перед ней. Но в любви этой была уже червоточина, и я вдруг покрывался холодным потом – в самый неподходящий для того момент! – и за Дашиным взглядом различал иные, черные глаза, за ее белой кожей – смуглую, шафранную, а в ее высоком голосе чуял низкие сдавленные вскрики другой женщины.

«Все проходит. И это пройдет, – успокаивал я себя. – Надобно только немного подождать».

Тем временем неотвратимо приближалась зима. Несколько раз укрывал землю непрочный, рыхлый снежок, робко белел по утрам в саду, на крышах и на обочинах, затем к полудню истаивал. И вдруг в одну из ночей сыпануло, снег раскинулся, разлегся, скрепился морозцем, сочно захрустел под ногами, как хрустит на зубах спелое яблоко. И я засобирался в хозяйство Скальского – на зимнюю охоту.

Компания у нас была спаянная и споенная: мы со Скальским; Игорек и старый мой приятель Журавский; мелкий предприниматель и жулик в одном флаконе Гоша Кубышко, дальний родственник Иосифа Скальского; наконец, лесник Микола, живший на окраине леса, в служебном домике, с полоумной женой Зофьей, или, как звал он ее, Софкой. Софка, разумеется, не охотилась, но ни в начале, ни в конце дня у нас не получалось – без Софки.

С утра пораньше мы съехались к дому лесника, уютно, по-домашнему дымившему трубой из желтого кирпича. С трех сторон подворье обступали сосны, с четвертой – виднелись очертания небольшого, сотки в две, огорода, присыпанного снегом, и тын из плетеной, потемневшей от времени лозы. У хлева было натоптано, густо пахло свежим навозом, и первое, что услыхали, подъехав, были свиной вереск и Софкин крик, доносившийся из хлева:

– А чтоб ты сдохла, курва, зараза!

Следом – звук тычка колотушкой, истошный свиной визг и дробный топот копыт по утрамбованному земляному полу. Громыхнуло пустое ведро, снова долетел крик «Курва!» – уже не крик, а глухое бормотание, и из хлева вынырнула Софка, простоволосая, в разношенных кирзовых сапогах на босу ногу и в засаленной фуфайке, из-под которой высовывался подол несвежей ночной сорочки. Завидев гостей, она молча рванула в дом, широко ступая и гремя кирзачами, но на крылечке приостановилась и обвела нас диковатым развеселым взглядом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интересное время

Бог нажимает на кнопки
Бог нажимает на кнопки

Антиутопия (а перед вами, читатель, типичный представитель этого популярного жанра) – художественное произведение, описывающее фантастический мир, в котором возобладали негативные тенденции развития. Это не мешает автору сказать, что его вымысел «списан с натуры». Потому что читатели легко узнают себя во влюбленных Кирочке и Жене; непременно вспомнят бесконечные телевизионные шоу, заменяющие людям реальную жизнь; восстановят в памяти имена и лица сумасшедших диктаторов, возомнивших себя богами и чудотворцами. Нет и никогда не будет на свете большего чуда, чем близость родственных душ, счастье понимания и веры в бескорыстную любовь – автору удалось донести до читателя эту важную мысль, хотя героям романа ради такого понимания приходится пройти круги настоящего ада. Финал у романа открытый, но открыт он в будущее, в котором брезжит надежда.

Ева Левит

Фантастика / Социально-психологическая фантастика / Фантастика: прочее
Босяки и комиссары
Босяки и комиссары

Если есть в криминальном мире легендарные личности, то Хельдур Лухтер безусловно входит в топ-10. Точнее, входил: он, главный герой этой книги (а по сути, ее соавтор, рассказавший журналисту Александру Баринову свою авантюрную историю), скончался за несколько месяцев до выхода ее в свет. Главное «дело» его жизни (несколько предыдущих отсидок по мелочам не в счет) — организация на территории России и Эстонии промышленного производства наркотиков. С 1998 по 2008 год он, дрейфуя между Россией, Украиной, Эстонией, Таиландом, Китаем, Лаосом, буквально завалил Европу амфетамином и экстази. Зная всю подноготную наркобизнеса, пришел к выводу, что наркоторговля в организованном виде в России и странах бывшего СССР и соцлагеря может существовать только благодаря самой полиции и спецслужбам. Главный вывод, который Лухтер сделал для себя, — наркобизнес выстроен как система самими госслужащими, «комиссарами». Людям со стороны, «босякам», невозможно при этом ни разбогатеть, ни избежать тюрьмы.

Александр Юрьевич Баринов

Документальная литература
Смотри: прилетели ласточки
Смотри: прилетели ласточки

Это вторая книга Яны Жемойтелите, вышедшая в издательстве «Время»: тираж первой, романа «Хороша была Танюша», разлетелся за месяц. Темы и сюжеты писательницы из Петрозаводска подошли бы, пожалуй, для «женской прозы» – но нервных вздохов тут не встретишь. Жемойтелите пишет емко, кратко, жестко, по-северному. «Этот прекрасный вымышленный мир, не реальный, но и не фантастический, придумывают авторы, и поселяются в нем, и там им хорошо» (Александр Кабаков). Яне Жемойтелите действительно хорошо и свободно живется среди ее таких разноплановых и даже невероятных героев. Любовно-бытовой сюжет, мистический триллер, психологическая драма. Но все они, пожалуй, об одном: о разнице между нами. Мы очень разные – по крови, по сознанию, по выдыхаемому нами воздуху, даже по биологическому виду – кто человек, а кто, может быть, собака или даже волчица… Так зачем мы – сквозь эту разницу, вопреки ей, воюя с ней – так любим друг друга? И к чему приводит любовь, наколовшаяся на тотальную несовместимость?

Яна Жемойтелите

Современные любовные романы
Хороша была Танюша
Хороша была Танюша

Если и сравнивать с чем-то роман Яны Жемойтелите, то, наверное, с драматичным и умным телесериалом, в котором нет ни беспричинного смеха за кадром, ни фальшиво рыдающих дурочек. Зато есть закрученный самой жизнью (а она ох как это умеет!) сюжет, и есть героиня, в которую веришь и которую готов полюбить. Такие фильмы, в свою очередь, нередко сравнивают с хорошими книгами – они ведь и в самом деле по-настоящему литературны. Перед вами именно книга-кино, от которой читатель «не в силах оторваться» (Александр Кабаков). Удивительная, прекрасная, страшная история любви, рядом с которой непременно находится место и зависти, и ненависти, и ревности, и страху. И смерти, конечно. Но и светлой печали, и осознания того, что жизнь все равно бесконечна и замечательна, пока в ней есть такая любовь. Или хотя бы надежда на нее.

Яна Жемойтелите

Современные любовные романы

Похожие книги