Альпийский синдром

Но оказалось, что не всем противно, – и вскоре таким же образом были собраны средства на новый автомобиль для отдела милиции. Тут уж желчь взыграла во мне: какого черта?! Чем задница Демидовича лучше моей, чтобы катить на мягких импортных рессорах по районному бездорожью, в то время как я трясусь в раздолбанной несчастной «семерке»? Но и дня не прошло, как справедливость восторжествовала. Демидовича срочно вызвали в область, и вернулся он на общественном транспорте.

– Генерал отобрал, – со вздохом пожаловался он мне. – Вышел во двор, позаглядывал, пощупал обивку салона и давай меня чихвостить: «Что такое? Я, генерал, буду ездить на «Волге», а этому (то есть мне) «Daewoo» подавай? Машину – в гараж, поставить на баланс управления, а Демидовичу объявить благодарность». И на том спасибо! Это к слову, что инициатива наказуема.

«Это к поговорке, что на хитрую задницу…» – едва не захохотал я, но тотчас устыдился: радоваться праву сильного могут только плебеи.

Что до Репкина, то вскоре он купил трехкомнатную квартиру, обставил должным образом и вселился с молодой женой и пасынком. Настало время представить жену району. В лесу, на солнечной поляне, у озера с зеленой стоячей водой были установлены столы, покрытые клеенками и картоном, у столов суетились официантки, расставляли привезенную из хозяйств снедь, протирали рушниками столовые приборы, стаканы и стопки. У мангала рдела в сполохах пламени лукавая физиономия Лёпика, подле молочных бидонов с ухой маячил на часах унылый Федюк, поблескивал ослепительной лысиной у коробок со спиртным вальяжный Мирошник.

Гости прибыли с женами и без. Я приехал с Дашей, Демидович явился с супругой, статной дородной дамой, назвавшейся Клавдией Федосеевной. У Клавдии Федосеевны были крупные кисти рук, широкие плечи, плавность в движениях и внимательные теплые глаза, – и про себя я решил, что супруги Демидовичи похожи, словно брат и сестра, и как нельзя лучше подходят друг другу. Сразу затем я перевел взгляд на Дашу, прикидывая, что могут сказать о нас с нею, но ничего не сумел придумать. Почуяв взгляд, жена подняла на меня вопрошающие глаза: «Что такое? Что-то не так?» – но я успокаивающе улыбнулся и незаметно пожал ей локоть.

Далее случилось явление Елены Прекрасной местного разлива. Ею оказалась вопреки слухам женщина лет тридцати, с мелкими чертами лица, бледной кожей и льняными волосами. При знакомстве она подавала узкую ладошку, и стоявший рядом с ней Иван Дмитриевич говорил с придыханием: «Супруга, Людмила Арсеньевна», – и тихо сиял, словно и вправду обладал писаной красавицей. Это меня разозлило, я не удержался и шепнул Даше, что военком, вероятно, был на седьмом небе и посулил Репкину еще что-нибудь в придачу к бывшей жене.

– Пачку бумаги, например, или линялый ковер с оленями.

– Позавидовал, да? – толкнула меня локтем Даша. – Видел, как на нее смотрит твой Репкин? А от тебя слова доброго не дождешься. Все шуточки-прибауточки, один стеб!

– Дашка!..

– Ну скажи, скажи, что любишь. Ну скажи. Не можешь?

– Терпеть тебя не могу. Заноза! – из всегдашнего чувства противоречия поддел я жену и, чтобы не приняла сказанного всерьез, повернул ее за плечи, поправил прядь волос у виска, затем указал взглядом: – Смотри, подхалимы набежали! Тот, в жеваных брюках, с ядовито-зеленым галстуком, – главный редактор местной газетенки – третий раз к ручке прикладывается. Репкин уже хмурится, чего доброго, взревнует – и газете крышка.

Затем были возлияния, тосты, звучала музыка, и разбитная золотозубая жена начальника пожарной части отжигала в кругу пляшущих, самозабвенно и зазывно, и сверкала глазами, что тебе Зулейка-соблазнительница, и манила в круг самого Репкина. Но Гудвин, великий и ужасный, блаженно улыбался, но не отходил от жены ни на шаг – держал ее за руку, подливал в стаканчик минералку, носил дамскую сумочку, как до смерти влюбленный молодожен.

– Эх, молодость! – чтобы немного подразнить жену, воскликнул я. – Приглашу-ка я напоследок эту Елену Троянскую, позлю Репкина. Танцевать так танцевать!

– Я тебе пойду! – двинула меня локотком Даша, и я тотчас изобразил, как огорчен запретом. – Не натанцевался? Домой пора.

Тут я не удержался от счастливого смеха – так порадовали и локоток, и полыхнувшие ревнивыми огоньками Дашкины глаза…