Вместо этого она вынуждена сидеть в душном ресторане с плохим освещением напротив неприятного её человека. В неудобных, прилипших к ногам джинсах и передавливающем живот ремне, чья бляшка врезалась Маринетт, кажется, прямиком в матку. Больно было — неописуемо.
— Я в туалет, — буркнула Дюпэн-Чэн, поднимаясь. — Умоюсь, может станет лучше.
— Конечно. Я никуда не уйду.
Это прозвучало как угроза.
В туалете Маринетт провозилась несколько минут, прежде чем смогла раскрыть свой пояс верности и удовлетворённо выдохнуть: всё-таки передавила живот, затягивая ремень на нервах. Второй раз она застёгивала удавку осторожнее, оставляя припуск, чтобы больше не было подобных конфузов.
Перед зеркалом Маринетт простояла максимально долго. Рассматривала себя и гадала: ну что этот проклятый Дюпре нашёл в ней такого волшебного, что отвязаться не может уже целое лето? За что ей вообще такие поклонники? Только разобралась с навязчивым вниманием Кота, как прилип этот… этот Дюпре. И после Алона милый, нежный, ласковый Нуар казался настоящим воплощением джентльмена и образцом сдержанности!
Когда Маринетт вернулась за столик, её коктейль уже принесли. Более того, пышная молочная пенка уныло осела, точно повторяя настроение девушки: ей тоже хотелось растечься по стулу и прекратить, наконец, нервничать рядом с Алоном Дюпре.
Простым человеком.
Хотя сейчас и сама Маринетт была рядом с ним простым человеком. Конечно, в её ушах всё ещё оставались серёжки, но, поскольку Тикки рядом не было, они не особенно помогали справиться с нервозностью. Без квами Чудесные Камни становились всего лишь древней бижутерией.
Алон, едва она вернулась, снова начал свой бесконечный монолог. Мужчина умело пользовался голосом: иногда порыкивал, иногда выдавал звонкие высокие ноты, иногда томно шептал, пытаясь создать уникальную атмосферу. Маринетт вяло кивала невпопад и совершенно не прислушивалась к тому, что ей пытаются рассказать.
Какая разница? Наверняка это одна из тех историй, где Алон Дюпре — молодец, где его все любят и где любая из девушек готова отдаться ему прямиком на столе в Старбаксе.
Маринетт вяло помешала коктейль и уныло повесила голову. Ничего хорошего. Вечер не может быть ещё хуже…
— Маринетт? Это правда ты?
…или может.
Маринетт подняла голову, расширенными от ужаса глазами уставившись на Адриана. Что он вообще тут делал? У него свидание? У него встреча? Он просто зашёл поужинать?
В любом случае, почему он зашёл в это кафе? Перед какими богами Маринетт настолько провинилась, что они решили наказать её подобным?! Она выглядит как последняя лохушка, — спасибо, что Нуара не было, и у неё не вышло нарисовать ни прыщей, ни усов, — чувствует себя примерно так же, и при этом она на «свидании» с мужчиной. С другим, мать его, мужчиной. Не с Агрестом!
От нервов Маринетт одним махом выпила половину молочного коктейля, едва не подавившись каким-то гадким осадком.
— А-адриа-ан, — протянула она высоким паникующим голосом. — Приятно в-виде-еть…
— И мне. Я тебя не узнал сначала, думал, обознался, — Агрест немного склонил голову, рассматривая наряд Маринетт со странным выражением в зелёных глазах. — Отлично, м, выглядишь.
Маринетт была готова умереть. Прямо сейчас, за столиком, напротив ненавистного Дюпре и обожаемого Агреста. Чтобы просто кто-нибудь, — р-раз! — и снял бы её голову с плеч, прервав все душевные терзания одним широким замахом.
И никаких ей Агрестов, неразделённой любви, скорого университета, будущей работы и налогов… только Кота вот жалко. У него было мало друзей, чтобы терять хоть одного.
Так что Маринетт выживет.
— С-спасибо… а ты тут какими судьбами?
Дюпре сверлил Адриана максимально недружелюбным взглядом. Агрест на такое проявление неприязни реагировал… да никак он не реагировал. Он только один раз мазнул своими прекрасными радужками по фигуре напротив Маринетт, прежде чем полностью переключиться на подругу. Больше он на Алона не обращал внимание, совершенно.
— Зашёл кофе купить навынос. Я после фотосета, устал жутко…
— Ну так и иди домой, если устал, — оскалился Дюпре, — у нас тут свидание, разве не видно?
-…а тут смотрю — ты сидишь, вся бледная. Может, тебе как-то помочь?
Этого Дюпре уже выдержать не смог: мужчина поднялся со своего места, громко скрипнув стулом, и с раздражённым оскалом на лице наклонился к Адриану. Алон, оказывается, был на пару сантиметров выше.
Агрест даже бровью не повёл. Маринетт увидела, как его зелёные глаза на мгновение метнулись в сторону Дюпре, прежде чем Адриан снова полностью сосредоточился на девушке. Его спокойная, лёгкая улыбка была столь же обезличенной, как и у портрета какого-то святого, что нарисовал Да Винчи*. И, конечно же, такой же прекрасной.
Маринетт во все глаза уставилась на возлюбленного. У неё просто не сходились кусочки паззла: вот она, одетая чуть ли не в обноски вместе с поясом верности; вот он, сияющий, прекрасный, как всегда. И он предлагает ей помощь. И она даже может согласиться.