Алмазы для Бульварного кольца

Метрах в ста за баобабом виднелась воронка от подорвавшейся мины. А рядом с воронкой лежала огромная туша взрослого слона. Когда мы, соблюдая все меры предосторожности, чтобы тоже случайно не наткнуться на мину, подошли ближе, он уже не дышал. Взрывом его разорвало на огромные куски мяса. Натурально, говорю я вам: это выглядело так, будто его разобрали на запчасти! Гора мяса и реки крови – все дымится. Запах пороха и крови. А мы не ели с самого утра, голодные, готовые сожрать слона сырым. Но никто не знает, с чего начать, что можно есть, что бесполезно. Тут наш анголец нам объяснил, что у слона едят только ноги, хобот и глаза. И начал рыть яму. Потом мы заполнили ее мелкими сучьями, сверху. Все это подожгли и дали полностью прогореть, пока не образовались угли. После разгребли еще горячий пепел, заложили в него ноги, хобот и мясо с головы. Все это засыпали углями, а сверху разожгли новый костер, когда тот прогорел, достали мясо. Убрали верхнюю корку. Внутри получился студень, немного непривычный на вкус, но с солью было ничего. Остальное загрузили в ГАЗ-66, потом неделю вся наша военная миссия в Лубанго того слона доедала.

– Я же сказал, для плова не пойдет, – усмехнулся Джумá. – Ладно, давай в шахматы.

– Опять шахматы, – вздохнул Санжар. – Что вы в них нашли?

– Там же кони! – мечтательно пояснил Джумá.

– И слоны, – рассмеялся Олег.

* * *

Ближе к середине ноября в миссии Олегу уже назвали дату возвращения в Союз, 27 число. Гриша, для которого этот вопрос столь резко никогда не стоял, поскольку он периодически курсировал между Луандой, Москвой и Якутском, тоже вскоре готовился уехать, в отпуск. Несмотря на то, что никто особо не загадывал, обратный рейс у них пришелся на то же 27 ноября. Оставалось только долетать несколько дней и где-то между ними заехать в миссию, чтобы получить расчет – толстую, как недавно ребята-летчики получили, пятисотрублевыми купюрами «котлету» чеков Внешпосылторга, советских заменителей свободной конвертируемой валюты – и, как говорится, гуляй, Вася!

За трое суток до намеченного отъезда, когда в отряде был день предполетной подготовки, Олег попросил завхоза Эдуардыча подбросить его до миссии, а там уж он сам как-нибудь на попутке вернется. Финчасть закрывалась на обед в 13.00, на часах было 11, вполне можно было успеть получить расчет, подкупить что-нибудь в магазе, там же в миссии, и вечерком устроить что-то вроде отвальной.

Как только он, поприветствовав кубинца-охранника, закрыл за спиной ворота военной миссии, его тут же окликнул дежурный офицер:

– Хайдаров, тебе Коновалов передал, чтоб перед бухгалтерией зашел в кабинет к начфину. Что-то он от тебя хочет.

На вопрос Олега, зачем, дежурный лишь пожал плечами, добавив, что Боб с Главным улетели в командировку.

Протасов сидел в своем заваленном бумажными папками кабинете и, несмотря на исправно работавший кондиционер, периодически вытирал лысеющий лоб носовым платком:

– Ну, Хайдаров, я тебя слушаю, – вместо приветствия произнес подполковник. Его красное лицо, вероятно, с глубокого похмелья, еще не восстановило естественный цвет. На лбу проступали капельки пота, рядом со столом на подоконнике Олег заметил початую банку финского пива.

– Не понимаю, о чем вы, товарищ подполковник, – и вправду недоумевая, парировал Олег.

Протасов взял из кипы бумажных папок верхнюю, раскрыл ее и начал читать:

– Из донесения сотрудника военной миссии СССР при Народной Республике Ангола, фамилию опустим. – Он выразительно взглянул на переводчика, криво улыбнувшись. – «Хайдаров Олег Тимурович во время работы с экипажем АН-12 из города Запорожье был неоднократно замечен мной при успешной продаже местному населению дефицитных спиртных напитков иностранного производства с целью получения в обмен местной валюты по спекулятивной цене и в обход официально установленного курса…». Это, как говорится, документ, между прочим, конкретный, дальше некуда! И статья за валютные операции у нас на родине, которую ты здесь распродаешь направо-налево, тоже вполне себе конкретная, восемьдесят восьмая УК РСФСР. Ее еще «бабочкой» называют. Не слыхал? От трех лет и до бесконечности. До смертной казни![32]

– Я, товарищ Протасов, родиной не торгую, а от иностранных спиртных напитков стараюсь избавиться как от чуждого советскому человеку продукта. – Олег пытался отшутиться, однако с первых слов подполковника понял, что тот настроен более чем серьезно.

– Так, значит, ты признаешь факт валютной спекуляции?! – Протасов, сидевший за столом, подался вперед, будто желая весом своего обрюзгшего тела выдавить из Олега признание.

– Факт дружеской безвозмездной помощи ангольским товарищам, а также нашим кубинским друзьям-интернационалистам, конечно, признаю: в стране голод, война, постоянный стресс. Людям нужно иногда расслабиться, а мне не жалко.

– Ишь ты, как завернул! – Протасов замотал головой, как будто этим жестом хотел разом развеять хлипкие аргументы переводчика. – Деда Мороза из себя строишь, благодетеля?!