Алмазы для Бульварного кольца

– Двадцать пятого вечером, если все будет нормально, и меня никуда не дернут, я у тебя в отряде. Авось, к тому времени что-нибудь придумается.

* * *

За два дня до намеченного возвращения в Союз у Олега были два «крайних» ангольских рейса, один с утра и другой после обеда – если, конечно, Протасов отстанет от него и оставит свои идиотские угрозы. Гриша, обещавший расставаясь с ним в порту, что будет в этот вечер у него, заскочил на аэродром перед самым их утренним вылетом. Он подъехал на всех парах, буквально на минуту, только чтобы сказать, что сегодня в отряде появиться не сможет, поскольку находится в полном цейтноте, а вечером еще работает на переговорах с приехавшим в Луанду министром цветной металлургии СССР:

– Телеграмму Петруньковскому от твоего командира я у старпома забрал, остальное завтра, в десять тридцать, прямо в кабинете начфина в миссии. Все узнаешь, как говорится, по ходу дела. Не дрейфь, все будет хорошо! – Гриша умчался так же стремительно, как и еще пару минут назад подрулил к уже убиравшему стремянку АН-12-му.

На подлете к Менонге экипажу пришлось основательно понервничать. Связавшись с кубинцами, что он всегда делал, подлетая к любому из южных аэродромов, Олег услышал в наушниках тревожную новость: накануне с одной из сопок на подлете к городу по их АН-26 стреляли из ПЗРК, судя по всему, из «Стрелы-3», бьющей на три километра. Благодаря выпущенным тепловым ловушкам ракета среагировала на одну из них и ушла в сторону. Диспетчер порекомендовал советскому экипажу снижаться, строго следуя правилам: по спирали и только над городом, без отклонений. Но, слава богу, все обошлось.

Второй полет был на север, в Кабинду – час туда, час обратно, которые Олег и за рейсы-то не считал: ФЛЕК, еще одна оппозиционная правительству повстанческая группировка, Фронт освобождения Кабинды, к тому времени уже почти выдохлась, один дым остался. Большой опасности для прилетающих туда самолетов город не представлял. При этом, на всякий случай, на посадку в Кабинду, ангольский анклав внутри территории Заира, все равно заходили со стороны океана, а не суши: как говорится, береженого бог бережет.

Вернувшись в Луанду, самолет, как обычно, до того, как его покинет экипаж, еще какое-то время находился на стоянке с включенными двигателями: летчики получали замечания и указания от командира по итогам дня. Олег тоже минут пять сидел безмолвно на своем месте рядом с СПУ, специальным переговорным устройством. Он глядел вокруг себя, будто запоминая на всю отведенную ему далее жизнь ставшие родными шпангоуты и стрингеры, образующие затянутый изнутри дерматином каркас самолета, чуть замутненные накрапывающим дождем иллюминаторы, открытую дверь в кабину пилотов, откуда доносился деловой и спокойный, приглушенный шумом затихающих двигателей разговор экипажа. Олег безмолвно прощался со своим АН-12-ым, четвертым по счету за прошедший год с небольшим и за примерно восемьсот часов в небе Анголы…

* * *

В 10.20 Хайдаров подъехал к советской военной миссии. Григорий был уже внутри, на территории, и поприветствовал его деловым кивком головы:

– Не суетись и отвечай, когда тебя спросят. Я договорился с Протасовым, что тоже зайду к нему с письмом, которое касается твоего дела.

– Дела? Меня уже судят? – Олег нервно усмехнулся и последовал за товарищем, минуя дневального, в кабинет, на котором было написано: «Начальник финансовой части Протасов М. В.».

Подполковник сидел за своим столом и, увидев Хайдарова и сопровождавшего его Григория, съязвил:

– Защитничка с собой привел, лейтенант?

Гриша протянул ему пакет с телеграммой:

– Михаил Викторович, я, как вы помните, из «Якуталмаза», вот мне просили для вас передать копию письма товарищу генералу.

– А ты, стало быть, типа, суд присяжных или как там его? – Протасов несколько умерил свой сарказм, при этом понимая, что рекомендательное письмо – оно и есть всего-навсего «рекомендательное».

– Все эти ваши писульки, товарищ Соболев, они у вас на гражданке, может, и срабатывают. А у нас поступают так, как велит закон военного времени и наша партийная, точнее, профсоюзная совесть. – Протасов строго посмотрел на висевший по правую руку от него портрет Л. И. Брежнева с густыми, задранными вверх бровями. – И совесть наша не дремлет!

Подполковник открыл конверт и торопливо пробормотал себе под нос текст телеграммы:

– «…всегда находился при командире отряда и при экипаже… отличник боевой подготовки… пытливый, усердный и настойчивый в изучении матчасти… совестливый и самокритичный, в быту скромен, во внеслужебных контактах с местным населением не замечен». Не замечен! – Протасов заметно оживился. – А вот Горохов Николай Валерианович, между прочим, твой сослуживец и коллега, – Хайдаров, слышишь? – как раз в этих внеслужебных контактах тебя и уличает!

Григорий слегка подтолкнул Олега, чтобы тот не молчал и что-то ответил: